Московский университет в общественной и культурной жизни России начала XIX века

«Московский университет 1804–1812 гг. в московской общественной жизни играл исключительную роль. Такого важного значения не имел, например, Санкт-Петербургский университет 1819–1825 гг. в петербургской общественной жизни — он только налаживался и скоро подпал реакции — здесь руководство принадлежало несомненно журналистам и будущим декабристам. В Москве времен студенчества Грибоедова вся культурная работа концентрировалась в университете. О нем и о профессорах приходится говорить и по поводу тогдашней школы и по поводу масонства, журналистики, изящной словесности и т. д. После разгрома 1812 г. значение Московского университета сузилось. Но времена Грановского вновь напомнили mutatis mutandis время 1804–1812 гг.»[404]

Так писал замечательный исследователь русской культуры начала XIX века Н. К. Пиксанов. Присоединяясь к его мнению, мы должны отметить точно схваченную историком черту — изменение, подвижность, бурный рост, — характерную для рассматриваемого нами периода университетской истории, и особенно для времени попечительства М. Н. Муравьева. Это благодаря его заслугам университет в 1804 г. получил устав — самый демократичный за всю свою историю. Заботами Муравьева разворачивается выпуск университетских журналов, деятельность научных обществ, растет число студентов и качество преподавания, изменяется роль университета в культурной жизни и отношение к нему русского общества. Именно с этой поры понятие «образованность» в дворянском обществе неразрывно связывается со словом университет, так же как связаны с ним представления о российской науке, литературном процессе.

Последняя связь — между наукой и литературой — особенно важна, ведь вплоть до середины XIX века, да и позднее, развитие общественного сознания шло преимущественно в форме литературных споров. Поэтому успехи науки соизмерялись Муравьевым, сыном века Просвещения, со степенью их воздействия на публику, что было невозможно без постоянного участия университета в общем развитии русской литературы. Не только благородный пансион при университете, благодаря тому значению, которое в нем уделялось изящной словесности, воспитывал будущих поэтов и писателей, но и в университетских аудиториях литературные и научные споры свидетельствовали о присутствии мысли, побуждая студентов думать и действовать свободно и выражать свои стремления не только на бумаге, но и в конкретных поступках и даже жертвах ради Отечества, как доказал 1812 год. И хотя не все поколение декабристов прошло через Московский университет, но его главные черты вообще не могли бы возникнуть без той атмосферы свободы науки и творчества, которую создавали реформы народного просвещения, частью которых было преобразование университета.

Что касается дальнейшего развития положений устава 1804 г., то здесь как нельзя более сказался идеалистический характер реформ, поскольку многие его принципы находили воплощение с большим трудом и за них приходилось бороться на различных уровнях. Устав не был надежной защитой профессоров от произвола начальства, что показали последние годы перед Отечественной войной. Насколько прочной должна была оказаться в этих условиях русская наука? События показали, что европейская модель ее развития достаточно крепко укоренилась в России, и в этом также значение рассмотренного нами периода. Уроки немецких профессоров были не просто усвоены, но теперь появилось новое поколение молодых ученых, которое, несмотря на все утраты, смогло восстановить университет и привести его к новому расцвету. Последующий период университетской истории выглядит гораздо более стабильным. Это означает, что формы, в которых будет существовать университетское образование в России, были найдены успешно, что дальше пойдет их медленный и плавный рост, накопление опыта и знаний.