Московский университет в общественной и культурной жизни России начала XIX века

Коротко остановимся на обзоре иностранных произведений, использованных в нашей работе. Специальных монографий по истории российских университетов за рубежом не существует, однако некоторые проблемные работы по русской истории затрагивают исследуемые нами сюжеты. Наибольший вклад сюда внесла немецкая историография, которую уже в течение десятилетий, и особенно в послевоенное время, занимают проблемы русско-немецких культурных и научных связей. Важной и очень ценной для нас особенностью работы немецких историков является то, что они, в малой степени используя русские источники и опираясь лишь на основные труды российской историографии, строят свои исследования, отталкиваясь от источников, находящихся в Германии. Уникальную роль в изучении взаимодействия русской и немецкой культуры первой четверти XIX в., которую здесь играет хранилище документов Геттингенской библиотеки (Staats-und Universitatsbibliotek (SUB) Gdttingen), доказывает то, что первые работы (М. Wischnitzer (1907), W. Stieda (1930)) черпали сведения именно из этого архивного хранилища. Особенно интересна для изучения истории Московского университета начала XIX в. работа В. Штиды, где опубликованы многие письма немецких профессоров, приглашенных в Россию, рассказывается о ходе переговоров с ними, об их впечатлениях от жизни в Москве. В то же время в концепциях обеих работ усматривается чрезмерное преувеличение степени зависимости русского высшего образования от немецкой науки (Вишницер даже выдвигает тезис, что вследствие реформ Муравьева «Московский университет представил собой своего рода русскую копию Геттингена»[5]).

После войны изучение деятельности немецких ученых в России и их влияния на русскую науку в западной Германии ведет известный исследователь русской истории Э. Амбургер, а в восточной — группа историков из научных институтов по изучению СССР и стран народной демократии (Mohrmann, Mühlpfort, Winter). Труды Амбургера богаты фактическим материалом и интересными замечаниями, в то время как статьи берлинских историков, относящиеся к 1950–1960 гг., выдержаны в строгих рамках классового идеологического подхода и, как правило, не выходят за пределы обзора советских работ. Но неожиданный взлет интереса к российско-немецким культурным связям наступает в первые годы перестройки: в Мюнхене выходит сборник «Россия и немцы. Тысячелетнее соседство» (Tausend Jahre Nachbarschaft. RuBland und die Deutsche. München, 1989), а уже после объединения двух германских государств появляется серия «Россия и русские: взгляд с немецкой стороны» (под редакцией Л. Копелева), где в томе, посвященном XIX в., вновь продолжается рассказ о немецких профессорах Московского университета, с публикацией новых документов из Геттингенского собрания (RuBen und RuBland aus deutscher Sicht. München, 1992; автор статьи H. Müller-Dietz).

Английские и французские историки также внесли свой вклад в изучение российского высшего образования, однако их отличает хотя и интересный концептуально, но поверхностный и не подкрепленный знанием источников взгляд на его развитие. Автор капитальных монографий «История русской образовательной политики» и «Русская традиция в образовании» Н. Ханс, в фактическом отношении основываясь на трудах Рождественского, тем не менее склонен считать главным двигателем александровских реформ высшего образования российских масонов. По его мнению, именно масонская идеология обосновывает в это время национальное возрождение государств. В России император Александр, полностью разделявший масонские взгляды и даже входивший в одну из лож (sic!), сознавал необходимость синтеза европейской университетской традиции с национальным характером его страны; таким образом, его реформы должны были послужить ступенью общеевропейского возрождения и приветствовались масонами всего мира (например, Т. Джефферсоном).

Впрочем, более взвешенную оценку образовательных реформ находим мы в других работах (М. Raeff — о Сперанском, A. Koyré — о развитии философских идей начала XIX в., где большое место уделено изучению позиции H. М. Карамзина). Интереснейшее произведение Э. Омана (Е. Haumant) посвящено исследованию русского просвещения как сферы приложения французской культуры. Определенное место посвятили университетским преобразованиям исследователи государственной деятельности Александра I (H. Troyat, С. de Grunwald). Важный для университетской истории анализ взглядов на народное образование в России Ж. де Местра и его переписки с А. К. Разумовским находится в книге Р. Триомфа (R. Triomphe).