Преобразования 1803–1806 гг. открыли широкие возможности для развития университетской науки. Заботясь о народном просвещении в целом и особенно важную роль отводя научным знаниям, которые должны были укорениться на русской почве, правительство Александра I приступило к постройке здания научного образования сверху, с университетов. Образцами для разработки новой системы преподавания послужили высшие учебные заведения Германии и Франции. Университеты здесь выполняли двойную функцию, с одной стороны, являясь образовательными центрами, а с другой — аккумулируя вокруг себя исследования по всему широкому спектру проблем современной науки. Государственные субсидии придавали этим работам стабильность, позволяли исследователям превратить свои занятия в профессию. С профессионализмом ученых сочеталось и общественное уважение к их труду, широкое признание в европейской культурной среде.
Идея ввести в России подобное «ученое сословие» была чрезвычайно смела, и препятствия на пути ее осуществления далеко не сразу осознавались современниками и авторами реформ. Дело тут не только в том, что ученый, который по необходимости должен войти в строгую российскую иерархию чинов и званий, вызывал отторжение у доминирующего служилого сословия — дворянства (некоторые свидетельства об отношении к профессорам на рубеже XVIII–XIX в. мы уже приводили в предыдущей главе). Русское общество начала XIX в. в целом, не сознавая еще потребности в науке, относилось к ней равнодушно, а иногда с боязнью и подозрительностью[206]
. Публичные речи профессоров призваны были, прежде всего, объяснять назначение наук, оправдывать их цель. Из такой ситуации следовали недостаток людей, которые могли бы составить ученое сословие, отсутствие школ, соответствующих современному уровню научных требований, и т. д.Естественный способ, к которому прибегло правительство в данных обстоятельствах, это приглашение ученых и профессоров из-за границы. Число приехавших было довольно велико, потому что условия, предложенные иностранцам, льстили равно их кошельку и их самолюбию, привлекая мыслью участвовать в просвещении страны, дикой и первобытной по европейским понятиям; и главное — эти ученые действительно оставили глубокий след в университетской науке. Некоторые из них надолго задали направление научной деятельности университета, а те факультеты, где они работали, продолжительное время выдавались вперед по сравнению с другими[207]
.Иностранные профессора, почти все без исключения прибывшие из Германии, внесли в русскую науку и опосредованно, через своих слушателей, в русскую культуру новый для России круг идей, связанных с быстро развивающейся в то время немецкой классической философией, трудами Канта, Фихте, раннего Шеллинга. Кроме того, сами профессора представляли русской публике новый тип «человека науки», профессионального ученого. Неудивительно, что очень скоро немецкие профессора вошли в моду среди дворянского общества, которое стало посещать их лекции и отдавать своих отпрысков в университет.
В европейской системе образования (особенно в немецких землях), большое внимание уделялось философии как основе наук и естественных, и гуманитарных. Поэтому влияние немецких ученых на преподавание в Московском университете преимущественно сказывалось на этико-политическом отделении, в изучении философии и естественного права, хотя затрагивало при этом основы и методологию всех наук. Эта новая струя в преподавании привлекала интерес студентов, делая, несмотря на языковой барьер при чтении лекций, философию одним из любимейших предметов. Интерес был тем живее, что в конце XVIII в. университет искусственно отгородился от идей Просвещения, видя в них семена революции.
Если иностранные профессора тяготели к философскому направлению, то у русских профессоров преобладали литературные интересы, которые следует рассматривать в контексте бурных литературных споров того времени. Талантливейшим критиком и литератором университета был А. Ф. Мерзляков. В литературном процессе, благодаря университетским изданиям, участвовало большое количество студентов, адъюнктов и профессоров.