Московский университет в общественной и культурной жизни России начала XIX века

Наконец, наиболее полными, многогранными источниками, рассказывающими о внутренней жизни Московского университета и его роли в русской общественной жизни, являются воспоминания, дневники и переписка тех лиц, которые служили, преподавали, учились в университете или тесно соприкасались с университетскими кругами. В силу особого положения Московского университета в русском обществе и в жизни Москвы к ним относятся почти все мемуары, в которых рассказывается о допожарной Москве, а также известные нам дневники и корреспонденция литераторов и общественных деятелей, связанных с Москвой в рассматриваемый нами период времени. Наиболее интересную картину университетской жизни дают, конечно, воспоминания самих воспитанников Московского университета тех лет — это мемуары А. Д. Боровкова, М. А. Дмитриева, С. П. Жихарева, В. И. Лыкошина, В. А. Сафоновича, И. М. Снегирева, Н. В. Сушкова, Е. Ф. Тимковского. Мемуаристы с разной степенью подробности останавливаются на своих университетских годах: если Дмитриев и Жихарев упоминают о своей студенческой жизни мельком, то записки Снегирева и особенно насыщенный собственными воспоминаниями труд Сушкова специально посвящены истории Московского университета, академической гимназии и благородного пансиона. Портретами профессоров, яркими картинами университетских лекций наполнены записки Д. Н. Свербеева, и поэтому, хотя мемуарист поступил в университет уже после пожара, в 1813 г., эти воспоминания также правомерно использовать при характеристике отдельных персонажей и элементов студенческой жизни.

При анализе мемуаров важно помнить, что они создавались в различное время, возможно, не вполне независимо друг от друга, и память мемуариста часто освежалась им при помощи уже опубликованных трудов. Характерны с этой точки зрения воспоминания М. П. Третьякова, занимавшего с 1799 г. должность писца в университетской канцелярии. В них автор иногда почти дословно цитирует положения устава 1804 г. и другие документы, регулировавшие внутреннее устройство университета, а при упоминании целого ряда фактов чувствуется взаимосвязь его воспоминаний с мемуарами И. М. Снегирева (полемика М. П. Третьякова и И. М. Снегирева началась еще до опубликования их записок, в 1854 г., по поводу выпуска Снегиревым истории университетской типографии).

С этой точки зрения наиболее осторожного подхода требуют записки С. П. Жихарева. Озаглавленные в своей первой части «Дневник студента», они поданы автором в виде дневниковых записей, обращенных к его другу. Однако при ближайшем рассмотрении в них обнаруживается большое количество мелких неточностей, которые никак не могли бы возникнуть в настоящем дневнике, современном описываемым событиям. (Самая грубая из его ошибок — неоднократное упоминание о смерти в 1805 г. профессора X. А. Чеботарева, который на самом деле продолжал работать в университете и скончался только 10 лет спустя.) Несомненно, что в основе записок Жихарева лежали его подлинные дневники (так до сих пор и не обнаруженные), однако ошибки определенно доказывают, что на стадии подготовки к публикации записи подверглись автором серьезной литературной правке, касавшейся как стиля, так и самих излагаемых событий. По верному замечанию исследователя, «записки оказались не только очень содержательным мемуаром, но и произведением, стоящим на границе художественной литературы, чем они и отличаются от массы обыкновенных бытовых дневников»[4]. Последнее утверждение можно наглядно проверить, если сравнить «Дневник студента» с другим современным ему произведением — дневниками еще одного воспитанника университета Н. И. Тургенева за 1806–1808 гг. Его дневники не предназначались для печати и поэтому сохранили характерные особенности и «неправильности» стиля автора, которые и составляют ощущение подлинности, а главное, искренние страстные размышления об окружающей жизни, что делает дневники Тургенева уникальным источником для исследования формирующегося мировоззрения молодого человека поколения декабристов. Напротив, у Жихарева стремление к литературности во многом сгладило стиль дневников, а необходимость связывать отдельные куски, заполнять образующиеся пустоты, заново датировать некоторые записи приводила к ошибкам.