Московский университет в общественной и культурной жизни России начала XIX века

В отчете по университету за 1805 г. говорилось, что «в заседаниях, держанных в сем году, начертан план, по которому каждому из сотрудников положено приискивать источники и собирать сведения, касающиеся до статистики по России». На следующий год отчет также упоминал о существовании Статистического общества, но затем общество (так и не утвержденное министром) не подавало признаков жизни. В этом же отчете за 1806 г. значится «общество для издания словаря естественной науки», учрежденное 21 марта 1806 г. и на своих трех заседаниях «собравшее по алфавиту русские названия вещей естественных», но о дальнейшей судьбе проекта ничего не известно.

Физико-математический факультет, самый крупный в университете, состоял из девяти кафедр. Здесь преподавали: теоретическую и опытную физику — П. И. Страхов, чистую математику — В. К. Аршеневский (до 1808 г.), В. А. Загорский (1808–1809), П. И. Суворов (с 1810); прикладную математику — М. И. Панкевич, И. А. Иде (1805–1806), В. А. Загорский; астрономию — Ф. Гольдбах, химию — Ф. Ф. Рейсс, ботанику — Г. Ф. Гофман, минералогию и сельское домоводство — А. А. Прокопович-Антонский (до 1807 г.), И. А. Двигубский, технологию и науки, относящиеся к торговле и фабрикам — И. А. Двигубский и А. X. Чеботарев. Особую кафедру натуральной истории, учрежденную благодаря пожертвованию П. А. Демидова, возглавлял Г. И. Фишер фон Вальдгейм, к его же ведению относился и университетский музей. Вне структуры университетских кафедр находилось преподавание военных наук, которое вел магистр Г. И. Мягков.

В первое десятилетие XIX в. точные науки — математика, физика, химия — динамично развивались. Характерная особенность этого процесса — возникновение новой научной волны, источником которой был Париж, где после Великой французской революции открылись выдающиеся учебные заведения, и среди них ведущее — Политехническая школа (Ecole Polytechnique). Новая военная техника требовала от офицеров глубокого знания точных наук. Собрав вокруг себя ведущих ученых Франции, наполеоновский режим прежде всего хотел обеспечить подготовку квалифицированных военных специалистов, но одновременно создал идеальные условия для образования научного центра. Работы основателей Политехнической школы, ее профессоров и первых выпускников, многие из которых были членами Французской Академии Наук (О. Коши, С. Пуассон, Ш. Лаплас и др.), придали законченный и стройный вид многим областям математического анализа, гидродинамики, астрономии, теории электричества и т. п. Говоря обобщенно, завершался процесс «демистификации» точных наук, отделения от них философских интерпретаций, свойственных XVII веку, Ньютону и Лейбницу, подведения этих наук под прочный теоретический фундамент на уровне аксиом и базовых теорем (особенно в математике); переход от эмпирических обобщений к цельным теориям различных явлений, допускающим экспериментальную проверку. С этой точки зрения, большое значение имела, например, развернутая Французской Академией Наук дискуссия о природе света, результатом которой был переход к волновой теории, блестяще подтвердившейся после открытия Малюсом поляризации света (1808) и опытов Френеля — Араго (1815)[262].

Русская наука была, к сожалению, далека от этих проблем. Тем не менее, именно начало XIX в. приносит Московскому университету, отчасти благодаря реформам Муравьева, нескольких профессоров, которые смогли поднять уровень преподавания точных наук близко к современному. Самой яркой из этих фигур был профессор опытной и теоретической физики П. И. Страхов. Прекрасный оратор, получивший образование во Франции и Германии, талантливый экспериментатор, он умел привлечь внимание своих слушателей как ясным изложением предмета, так и красивыми и поучительными опытами. На его лекциях, считавшихся одними из лучших в университете, можно было увидеть Карамзина, Дмитриева, Жуковского, светских дам, особенно в 1803–1805 гг., когда публичные лекции были в большой моде. Представление о содержании курса физики дает вышедший в 1810 г. учебник Страхова «Краткое начертание физики», в котором профессор придерживается распространенного в Европе руководства М. Бриссона, переведенного и изданного Страховым в 1803 г., однако сокращает и исправляет в соответствии с новыми открытиями отдельные главы. Для демонстрации опытов в распоряжении Страхова была физическая лаборатория, на оборудование которой по последнему слову науки немало средств потратил М. Н. Муравьев.