Московский завет

Конвойные драгуны недоуменно переглянулись, но как вкопанные остались стоять на своих местах.

- Не слышали приказа генерал-губернатора?! – Закричал полицмейстер. – Палаши наголо! Рубить предателя в куски!

- Братцы, вы что творите? Грех это…– только и успел выговорить Верещагин.

Конвойные живо обнажили палаши и рубанули купеческого сына по спине. Яркие брызги крови взорвали толпу, заставляя содрогнуться в радостном восклицании:

- Секи Ирода, не считай дыры ты! Бей без счета до полного расчета!

- Ура, братцы мои, ура! – закричал Ростопчин. – Теперь ни медля ни минуты, все отправляйтесь в Кремль! Там оружие, непреступные стены, народные святыни. Дадим Наполеону великий и сокрушительный бой! Погоним его прочь из Москвы-матушки поганою метлой! Пожалеет еще французский бес, что к нам в Москву без мыла полез!

Затем, обернувшись к священнику, троекратно его облобызал и, благословляя, сказал по-отечески:

- В Кремль, дети мои! Там бой держать станем!

Толпа медленно качнулась и стала неспешно перетекать от парадного лубянского подъезда на дорогу.

- В Кремль, в Кремль! - Еще раз крикнул Ростопчин и поспешил скрыться.

***

В причудливом барочном дворце, овеянном славою князя Пожарского, генерал-губернатор наспех собрал секретное совещание из особо приближенных чиновников и офицеров.

- Французские разъезды уже в Москве, господа! Да и остальных ждать не долго осталось. – Ростопчин многозначительно оглядел собравшихся и, придавая интонации предельную ясность, продолжил. – Кутузов не соизволил пригласить меня на военный совет в Филях, где решалась судьба Москвы. Меня, градоначальника, назначенного на эту должность императором!

- Это возмутительно! – немедленно поддержал генерал-губернатора полицмейстер Брокер. – Притом что государь даровал вам неограниченную власть над Москвой и ее обитателями! Кутузов после этого форменный мерзавец!

Собравшиеся офицеры переглянулись но, памятуя о происшествии с Верещагиным, промолчали.

- Судьба нашего священного города решалась без нас, ее законных властей. Как оказалось, сама клятва главнокомандующего не посрамить Москву также ничего не стоит! – Ростопчин свирепел от слов, представляя себя в образе пророка низвергающего огненную лаву на головы отступников. – Мне это не кажется простым малодушием выжившего из ума старика. Здесь попахивает изменой!

- Предательство чистой воды! – с места выкрикнул Брокер.

Ропот послышался над эполетами, но перерасти ему в явное несогласие генерал-губернатор не позволил:

- Однако, господа, не нам судить главнокомандующего. На это есть государь император. В свое время Михаил Илларионович перед ним предстанет и за все ответит.

- Тогда что нам остается делать? – Недоуменно спросил плац-адъютант майор Кушнерев. – Не прикажет ли ваше превосходительство… нам бежать, как и всем прочим?

В кабинете повисла тишина, и Ростопчин с каким-то неописуемым воодушевлением слушал, как под сердцем тикают его часы.

- Ни в коем разе! – граф резко прервал молчание. – Судьба распорядилась таким образом, что ни войскам, ни Кутузову, ни самому государю императору, а именно нам суждено уничтожить хваленого Наполеона и его непобедимую армию!

- Каким же образом? – поинтересовался адъютант Обресков. – Неужели и вправду засядем в Кремле и станем отстреливаться от Наполеона?

- С нашими силами и дня не продержаться, - заметил Кушнерев. – Предположим, отобьем кавалерийский авангард, но вслед за ней подойдет артиллерия с гренадерами, и все будет кончено в два часа.

- Хотя бы умрем красиво, - покручивая ус, заметил драгунский офицер Гаврилов. – А то, получается, Москву без единого выстрела сдаем! Приходи, француз, на зимние квартиры. Пей вволю, сладко ешь, мягко спи да покуривай трубочку на всем готовеньком. Стыдоба!

- Это нам еще не раз припомнят, что Наполеону Москву отдали на блюдечке с голубой каемочкой, - ехидно усмехнулся Обресков и лукаво посмотрел на Ростопчина. – Потомки такого сраму точно не забудут!

- Они молиться на наши имена станут! – Взорвался Ростопчин и, пресекая ненужные и бессмысленные с его точки зрения разговоры, бросил свою шпагу на стол. – Отнюдь не оружием врага одолеем. Мы победим нашим яростным духом.

Несколько секунд генерал-губернатор ходил по кабинету взад-вперед, словно что-то припоминая, или напряженно подбирал нужные слова. Затем остановился и почти шепотом произнес:

- Я видел однажды младенца, который улыбался при блеске молнии и при раскатах грома, но то был младенец. Мы не младенцы: мы видим, мы понимаем опасность, мы должны противоборствовать опасности. Мы не должны ужасаться, что Москва будет сдана. Мы всего лишь должны понять: ад должно отражать адом.

Ростопчин снял горящую лампаду и поднял ее над головой, как знамя:

- Сказано, что Бог есть огонь поедающий, а я – Его ростопча. Я тот избранный, кто этот огонь разожжет! От этой лампады заполыхает Москва так, что не уцелеет в ней ни одна живая душа!