Московское гостеприимство

– Ох, ч-черт!..

Нога его споткнулась обо что-то мягкое, большое, неподвижное, и Иван Сергеич, падая, схватился рукой за спинку кресла. Кресло стукнулось о стол, на столе задребезжала лампа… Иван Сергеич присел и сейчас же увидел, как в стороне мелькнула желтая вертикальная полоска света, которая сейчас же перешла в прямоугольник, – и в дверях, освещенный маленькой лампой, показался человек.

Лампу он вытянул вперед и с любопытством водил ею во все стороны до тех пор, пока луч света не упал на присевшего около стола Ивана Сергеича.

Иван Сергеич взвизгнул, выпрямился и бросился к открытому окну, но незнакомец опередил его одним прыжком, не выпуская лампы из рук, сел на подоконник и, усмехнувшись, спросил:

– Испугались?

– Испугался, – признался Иван Сергеич и зашаркал смущенно босой ногой по полу.

– Эх вы! Как же можно быть таким нервным… Не бойтесь. Хозяина дома нет.

Иван Сергеич изумленно сверкнул глазами и спросил:

– Да… а вы кто?

– Я? Вот тебе раз! Ну, угадай-ка, миленький, кто я?

Блуждающие глаза Ивана Сергеича остановились на выдвинутых ящиках письменного стола, на большом солидном узле, валявшемся на полу, – том самом узле, о который споткнулся он минуту тому назад, – затем глаза Ивана Сергеича перешли на широкую смеющуюся рожу незнакомца, и оба человека, глядя друг на друга, стали смеяться.

– Ах, поди ж ты! – всплеснул руками Иван Сергеич. – А я думаю: хозяин. Тикать хотел. Один ты тут?

– Один.

– Да как ты сюда пролез? Окна были целые, парадные заперты – я толкал.

– А я ключом. Зашел, а потом заперся, чтобы не мешали.

– А если хозяин подойдет?

– Он-то? Каждую ночь в клубе до восьми часов утра в карты режется! Всю хурду-мурду успеем вывезти.

– Вы… везти? – ахнул Иван Сергеич.

– А ты что думал? Эх вы, – засмеялся новый вор. – Сколько уже веков прошло, а все вы, воры, ничему не научились. Простой вы народ – воры! Без плана, без выдержки, без хладнокровия… Тебе бы, дураку, только влезть в окно, рискуя, что тебя сцапают, стянуть какую-нибудь подушку или пальто, ценой в пять целковых, – и убежать… и ты уже думаешь, что большое дело сделал!

– А ты… как же? – спросил, усаживаясь на узел, Иван Сергеич.

– Вот так же! Как видишь!.. Я целую неделю потратил на слежку: как живет хозяин, да что он делает, да когда возвращается вечером? И что ж ты, братец мой, думаешь… Прислуга приходящая, никого больше ни души, а сам из клуба под утро возвращается.

Иван Сергеич вздрогнул.

– А он сейчас не приедет?!

– Будь покоен, братец: верные сведения имею.

Новый вор помолчал.

– Так вот как. И задумал я вычистить квартиру до последнего гвоздика. Переулок глухой – кому помешать нужно? Работай тихенько, смирненько. К семи часам утра заказал я две подводы с нашими ребятами – приедут, все и вывезем.

Иван Сергеич ударил себя по коленкам и восторженно вздернул головой.

– Ловко!! Всё как есть?

– Всё, миленький ты мой. До гвоздочка, до последней карточки. Кой-что я уже и уложил.

– Ловкий дьявол… Меня-то в долю примешь?

– Почему не принять. Товару много. Расторгуемся. Однако, миленький… Американцы, о которых ты по своему умственному убожеству не имеешь никакого понятия, говорят: время – деньги. За дело! Я письменным столом займусь, а ты картины снимай.

Новые друзья весело захлопотали.

Наглость и уверенный план другого вора обворожили Ивана Сергеича. Заворачивая в полотняные простыни картины и связывая веревками груды дорогих золотообрезных книг, Иван Сергеич время от времени садился на пол и громко торжествующе хохотал:

– Ай да мы! Ну и мы! Ну и воры нынче пошли!

– Не дери глотку, – скромно сказал новый вор. – Дело нужно делать, а он гогочет… Укладывай лампу в ящик… Да с резервуаром поосторожней! Он, кажется, фарфоровый. Разве вы, черти, понимаете?

Иван Сергеич хлопотал, вертелся по комнате, упаковывал, распутывал веревки, развязывая узлы острыми зубами, и все время среди этих занятий восторженно поглядывал на товарища.

А тот, уложив всего одну этажерку с безделушками и какой-то чемодан, уселся в кресло и важно закурил папироску.

Работы было еще много, но он всем своим видом показывал, что закончить ее предоставляет простоватому Ивану Сергеичу, который с мокрым, потным лицом то и дело подбегал к товарищу и, держа в руках какой-нибудь альбом с фотографическими карточками, отрывисто спрашивал:

– Брать?

– Бери, Ваня, бери. Все пригодится.

– А салфеточку эту? Неужто и ее брать? На что она?

– А что ж салфеточка – собака, что ли? Зачем ее оставлять… Да поторапливайся! А то ребята с подводами приедут – куда нам все поспеть?

И вместо того чтобы помочь утомленному, запыленному Ивану Сергеичу, он только курил да поглядывал на окна, в которых занимался рассвет…

Приехали «ребята с подводами».

Все было уложено, связано, и Иван Сергеич, еле держась на ногах от усталости и суеты, разрешил и себе закурить папироску.

– Нечего там раскуриваться! – оборвал его безжалостный товарищ. – Помогай таскать вещи. Смотри – до хозяина досидимся.

– А ты чего же не помогаешь? – робко спросил Иван Сергеич.