Читаем Москва полностью

11 | 01181 Я куриц ел вареных, жареных      8739 Ел их детишек-табака                 И не жалел о том пока                 Вот не отпрыгнул вдруг ужаленный —                 Я вдруг воочью увидал:                 Так Робеспьер народ едал —                 Курица ведь французская птица-то11 | 01182 Что-то вывихнулось время      8740 Не засунуть ногу в стремя                 А вот при Буденном время                 Вроде было в самый раз                 Вот, полнации зараз                 На коня, да ногу в стремя —                 Понеслось, да и помчалось                 А сейчас что-то распалась                 Связь                 Времен11 | 01183 Какая-то дума в душе нарастает      8743 О чем эта дума? – о счастье вестимо                 Которое тут же возьмет и настанет                 Лишь только бы дума была интенсивна                 Лишь только бы дума была необъятна                 И больше чем счастье – оно и понятно:                 А то ошибешься в порыве прекрасном                 А в другом уголочке и не менее красное                 Другое уже лежит11 | 01184 Не большой-то я любитель      8746 Скажем, руки-ноги мыть                 Потому что Вседержитель                 Создал этот мир, едрить                 Приложившись к всякой плоти                 Это что ж – я чистоплотней                 Его                 Что ли11 | 01185 Сырая ночь мохнатой лапой     8760 Разводит вифлеемский знак                 На сырости с дамарным лаком —                 Вот я уже и Пастернак                 На старости11 | 01186 Уж как народ избаловался     8765 А в Эфиопии народ                 С полгода бедный взад-вперед                 По выжженной земле мотался                 А здесь и в КэГэБэ легонько                 Не вызови – поднимут шум                 Пустить бы их мотаться там                 По Эфиопии вдогонку                 Жизни ускользающей11 | 01187 Человека нельзя зничтожать     8766 Он ведь может не выдержать этого —                 Так любого нам из-за этого                 Просто так, ни за что уважать                 Что ли? —                 А что делать, вот всех уважать                 И приходится11 | 01188 Пиши, конечно, все что хочешь     8770 И иностранцам продавай                 Но если Гитлер вдруг к тебе                 Вдруг явится – не похохочешь                 И не воскликнешь: Я не ведал                 Что глупенький творил! —                 ты ведал                 Но творил11 | 01189 Пусть старики живут на свете     8771 А рядом юноши живут                 И первые пусть говорят                 Тем юношам всю правду жизни                 А юноши внимают им                 А после говорят смиренно:                 Все в будущем мы непременно                 Поймем, а щас мы вас кладем                 За это в гроб роскошный11 | 01190 Как чистой воды Бонапарта     8772 Когтистою лапой как бы                 Со скоростью дикой гепарда                 Посредством ненашей судьбы                 Как нежных и трепетных ланей                 Жизнь нас окружает и гнет                 О, мой несравненный народ!                 Давай же в снега их заманим                 И сгубим их там на корню                 Гадов11 | 01191 Что человек бывает лысым     8779 Нас убеждать не надо очень                 Но чтоб кричать ему: Попысай!                 Ведь вот что странно, будто прочим                 Не надо пысать11 | 01192 Усни, родимый Ленинград     8198 Усни как сын, усни как брат                 Усни, отец и сын, и дух                 Ты сам себе лишь, но на двух                 Первых —                 Колыбель                 Революции
Перейти на страницу:

Все книги серии Пригов Д.А. Собрание сочинений в 5 томах

Монады
Монады

«Монады» – один из пяти томов «неполного собрания сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007), ярчайшего представителя поэтического андеграунда 1970–1980-x и художественного лидера актуального искусства в 1990–2000-е, основоположника концептуализма в литературе, лауреата множества международных литературных премий. Не только поэт, романист, драматург, но и художник, акционист, теоретик искусства – Пригов не зря предпочитал ироническое самоопределение «деятель культуры». Охватывая творчество Пригова с середины 1970-х до его посмертно опубликованного романа «Катя китайская», том включает как уже классические тексты, так и новые публикации из оставшегося после смерти Пригова громадного архива.Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия / Стихи и поэзия
Москва
Москва

«Москва» продолжает «неполное собрание сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007), начатое томом «Монады». В томе представлена наиболее полная подборка произведений Пригова, связанных с деконструкцией советских идеологических мифов. В него входят не только знаменитые циклы, объединенные образом Милицанера, но и «Исторические и героические песни», «Культурные песни», «Элегические песни», «Москва и москвичи», «Образ Рейгана в советской литературе», десять Азбук, «Совы» (советские тексты), пьеса «Я играю на гармошке», а также «Обращения к гражданам» – листовки, которые Пригов расклеивал на улицах Москвы в 1986—87 годах (и за которые он был арестован). Наряду с известными произведениями в том включены ранее не публиковавшиеся циклы, в том числе ранние (доконцептуалистские) стихотворения Пригова и целый ряд текстов, объединенных сюжетом прорастания стихов сквозь прозу жизни и прозы сквозь стихотворную ткань. Завершает том мемуарно-фантасмагорический роман «Живите в Москве».Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации. В ряде текстов используется ненормативная лексика.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия
Монстры
Монстры

«Монстры» продолжают «неполное собрание сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007). В этот том включены произведения Пригова, представляющие его оригинальный «теологический проект». Теология Пригова, в равной мере пародийно-комическая и серьезная, предполагает процесс обретения универсального равновесия путем упразднения различий между трансцендентным и повседневным, божественным и дьявольским, человеческим и звериным. Центральной категорией в этом проекте стала категория чудовищного, возникающая в результате совмещения метафизически противоположных состояний. Воплощенная в мотиве монстра, эта тема объединяет различные направления приговских художественно-философских экспериментов: от поэтических изысканий в области «новой антропологии» до «апофатической катафатики» (приговской версии негативного богословия), от размышлений о метафизике творчества до описания монстров истории и властной идеологии, от «Тараканомахии», квазиэпического описания домашней войны с тараканами, до самого крупного и самого сложного прозаического произведения Пригова – романа «Ренат и Дракон». Как и другие тома собрания, «Монстры» включают не только известные читателю, но не публиковавшиеся ранее произведения Пригова, сохранившиеся в домашнем архиве. Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации. В ряде текстов используется ненормативная лексика.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия
Места
Места

Том «Места» продолжает серию публикаций из обширного наследия Д. А. Пригова, начатую томами «Монады», «Москва» и «Монстры». Сюда вошли произведения, в которых на первый план выходит диалектика «своего» и «чужого», локального и универсального, касающаяся различных культурных языков, пространств и форм. Ряд текстов относится к определенным культурным локусам, сложившимся в творчестве Пригова: московское Беляево, Лондон, «Запад», «Восток», пространство сновидений… Большой раздел составляют поэтические и прозаические концептуализации России и русского. В раздел «Территория языка» вошли образцы приговских экспериментов с поэтической формой. «Пушкинские места» представляют работу Пригова с пушкинским мифом, включая, в том числе, фрагменты из его «ремейка» «Евгения Онегина». В книге также наиболее полно представлена драматургия автора (раздел «Пространство сцены»), а завершает ее путевой роман «Только моя Япония». Некоторые тексты воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации.

Дмитрий Александрович Пригов

Современная поэзия

Похожие книги

Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира
Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира

Несколько месяцев назад у меня возникла идея создания подборки сонетов и фрагментов пьес, где образная тематика могла бы затронуть тему природы во всех её проявлениях для отражения чувств и переживаний барда.  По мере перевода групп сонетов, а этот процесс  нелёгкий, требующий терпения мной была формирования подборка сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73 и 75, которые подходили для намеченной тематики.  Когда в пьесе «Цимбелин король Британии» словами одного из главных героев Белариуса, автор в сердцах воскликнул: «How hard it is to hide the sparks of nature!», «Насколько тяжело скрывать искры природы!». Мы знаем, что пьеса «Цимбелин король Британии», была самой последней из написанных Шекспиром, когда известный драматург уже был на апогее признания литературным бомондом Лондона. Это было время, когда на театральных подмостках Лондона преобладали постановки пьес величайшего мастера драматургии, а величайшим искусством из всех существующих был театр.  Характерно, но в 2008 году Ламберто Тассинари опубликовал 378-ми страничную книгу «Шекспир? Это писательский псевдоним Джона Флорио» («Shakespeare? It is John Florio's pen name»), имеющей такое оригинальное название в титуле, — «Shakespeare? Е il nome d'arte di John Florio». В которой довольно-таки убедительно доказывал, что оба (сам Уильям Шекспир и Джон Флорио) могли тяготеть, согласно шекспировским симпатиям к итальянской обстановке (в пьесах), а также его хорошее знание Италии, которое превосходило то, что можно было сказать об исторически принятом сыне ремесленника-перчаточника Уильяме Шекспире из Стратфорда на Эйвоне. Впрочем, никто не упомянул об хорошем знании Италии Эдуардом де Вер, 17-м графом Оксфордом, когда он по поручению королевы отправился на 11-ть месяцев в Европу, большую часть времени путешествуя по Италии! Помимо этого, хорошо была известна многолетняя дружба связавшего Эдуарда де Вера с Джоном Флорио, котором оказывал ему посильную помощь в написании исторических пьес, как консультант.  

Автор Неизвестeн

Критика / Литературоведение / Поэзия / Зарубежная классика / Зарубежная поэзия