Читаем Москва полностью

11 | 01174 Опять у милого окошка      8722 Сижу как маленькая кошка                 Головкой круглою верчу                 И ничего ведь не хочу                 Такого, чтобы запредельного                 Чтоб, скажем, в мировом масштабе                 Иль, скажем, в генеральном штабе                 Но скромного хочу и дельного                 Сто рублей хочу11 | 01175 Вот в отличье от иных      8723 У нас сумма всех прямых                 По нездешнему закону                 Равна чему-то там такому                 Да и сумма всех кривых                 Равна тому же самому                 До всего касаемому                 Беспределу11 | 01176 Неясные ощущения ночные, колеблющиеся как струи      8730 воздуха восходящего от утверждения до сомнения в истинности всего утверждаемого                 Воздух ночной холоднее прохлады                 Время ночное темнее потьмы                 Да ведь и мы – ведь почти что не мы                 Надо нам что? – ничего нам не надо                 Ведомо что нам? – неведомо что                 Что разговор этот наш? – да ничто                 Разговор наш этот —                 Неясные ощущения ночные, колеблющиеся словно                                                  струи воздуха восходящего                                                  от утверждения к сомнению истинности всего утверждаемого11 | 01177 Разговор случившийся после многих прочитанных книг      8731 да и немалых лет прожитых                 Мой братец волк! Москва сестрица!                 Скажите же, куда мне скрыться? —                 Иди ко мне, тебя я съем! —                 Мне серый братец отвечает                 Да и сестрица отвечает:                 Иди, иди, я тоже съем                 Но в другом смысле! —                 Идти в другом смысле? —                 Нет, иди в обычном смысле                 Съем в другом смысле!                 Тогда иду11 | 01178 Так загород съедешь порой      8735 В объятье зеленых тенет                 И чувствуешь – сил твоих нет                 Ужасное что-то с тобой                 И в город летишь напрямик                 И первых же встречных хватаешь                 И кровь из них всю выпиваешь                 Поскольку ты есть вурдалак                 Метафизический11 | 01179 Пред самым лежбищем народа      8737 Сияла вечная природа                 Теряясь меж столов и столиков                 Но я ей говорю: Сияй!                 Не будет больше алкоголиков                 Но будет вечный месяц май                 Мы день еще на час продлим                 Границы еще вдаль раздвинем                 И дух на небеса поднимем                 И будет вновь непобедим                 Народ Российский11 | 01180 Мы мирные люди! —      8738 И мы мирные люди! —                 А ваш бронепоезд? —                 А что наш бронепоезд? —                 А что у вас там, на запасном пути? —А на запасном пути у нас клумбы, цветы, оранжереи, деревья растут, поля, поля, моря, леса, горы, любовь, любовь, все мы дети любви, мы хиппи! хиппи! панки! ньювейверы! воткнем гвоздику-маргаритку в жерла орудий! поворотим орудья против общего врага! смерть, смерть врагу! добьем его в его же логове! и мир! мир!и гвоздика, и маргаритка-ландыш белый, и хари кришна, и хари рама, и кришна кришна, и кришна, и рама, и рама кришна, и хари-хари, хари! хари! хари! хари! хари! все в мире хари! кругом хари! одни хари! хари! хари! Господи, одни хари! хари! одни, одни, одни, одни хариииииии!
Перейти на страницу:

Все книги серии Пригов Д.А. Собрание сочинений в 5 томах

Монады
Монады

«Монады» – один из пяти томов «неполного собрания сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007), ярчайшего представителя поэтического андеграунда 1970–1980-x и художественного лидера актуального искусства в 1990–2000-е, основоположника концептуализма в литературе, лауреата множества международных литературных премий. Не только поэт, романист, драматург, но и художник, акционист, теоретик искусства – Пригов не зря предпочитал ироническое самоопределение «деятель культуры». Охватывая творчество Пригова с середины 1970-х до его посмертно опубликованного романа «Катя китайская», том включает как уже классические тексты, так и новые публикации из оставшегося после смерти Пригова громадного архива.Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия / Стихи и поэзия
Москва
Москва

«Москва» продолжает «неполное собрание сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007), начатое томом «Монады». В томе представлена наиболее полная подборка произведений Пригова, связанных с деконструкцией советских идеологических мифов. В него входят не только знаменитые циклы, объединенные образом Милицанера, но и «Исторические и героические песни», «Культурные песни», «Элегические песни», «Москва и москвичи», «Образ Рейгана в советской литературе», десять Азбук, «Совы» (советские тексты), пьеса «Я играю на гармошке», а также «Обращения к гражданам» – листовки, которые Пригов расклеивал на улицах Москвы в 1986—87 годах (и за которые он был арестован). Наряду с известными произведениями в том включены ранее не публиковавшиеся циклы, в том числе ранние (доконцептуалистские) стихотворения Пригова и целый ряд текстов, объединенных сюжетом прорастания стихов сквозь прозу жизни и прозы сквозь стихотворную ткань. Завершает том мемуарно-фантасмагорический роман «Живите в Москве».Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации. В ряде текстов используется ненормативная лексика.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия
Монстры
Монстры

«Монстры» продолжают «неполное собрание сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007). В этот том включены произведения Пригова, представляющие его оригинальный «теологический проект». Теология Пригова, в равной мере пародийно-комическая и серьезная, предполагает процесс обретения универсального равновесия путем упразднения различий между трансцендентным и повседневным, божественным и дьявольским, человеческим и звериным. Центральной категорией в этом проекте стала категория чудовищного, возникающая в результате совмещения метафизически противоположных состояний. Воплощенная в мотиве монстра, эта тема объединяет различные направления приговских художественно-философских экспериментов: от поэтических изысканий в области «новой антропологии» до «апофатической катафатики» (приговской версии негативного богословия), от размышлений о метафизике творчества до описания монстров истории и властной идеологии, от «Тараканомахии», квазиэпического описания домашней войны с тараканами, до самого крупного и самого сложного прозаического произведения Пригова – романа «Ренат и Дракон». Как и другие тома собрания, «Монстры» включают не только известные читателю, но не публиковавшиеся ранее произведения Пригова, сохранившиеся в домашнем архиве. Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации. В ряде текстов используется ненормативная лексика.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия
Места
Места

Том «Места» продолжает серию публикаций из обширного наследия Д. А. Пригова, начатую томами «Монады», «Москва» и «Монстры». Сюда вошли произведения, в которых на первый план выходит диалектика «своего» и «чужого», локального и универсального, касающаяся различных культурных языков, пространств и форм. Ряд текстов относится к определенным культурным локусам, сложившимся в творчестве Пригова: московское Беляево, Лондон, «Запад», «Восток», пространство сновидений… Большой раздел составляют поэтические и прозаические концептуализации России и русского. В раздел «Территория языка» вошли образцы приговских экспериментов с поэтической формой. «Пушкинские места» представляют работу Пригова с пушкинским мифом, включая, в том числе, фрагменты из его «ремейка» «Евгения Онегина». В книге также наиболее полно представлена драматургия автора (раздел «Пространство сцены»), а завершает ее путевой роман «Только моя Япония». Некоторые тексты воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации.

Дмитрий Александрович Пригов

Современная поэзия

Похожие книги

Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира
Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира

Несколько месяцев назад у меня возникла идея создания подборки сонетов и фрагментов пьес, где образная тематика могла бы затронуть тему природы во всех её проявлениях для отражения чувств и переживаний барда.  По мере перевода групп сонетов, а этот процесс  нелёгкий, требующий терпения мной была формирования подборка сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73 и 75, которые подходили для намеченной тематики.  Когда в пьесе «Цимбелин король Британии» словами одного из главных героев Белариуса, автор в сердцах воскликнул: «How hard it is to hide the sparks of nature!», «Насколько тяжело скрывать искры природы!». Мы знаем, что пьеса «Цимбелин король Британии», была самой последней из написанных Шекспиром, когда известный драматург уже был на апогее признания литературным бомондом Лондона. Это было время, когда на театральных подмостках Лондона преобладали постановки пьес величайшего мастера драматургии, а величайшим искусством из всех существующих был театр.  Характерно, но в 2008 году Ламберто Тассинари опубликовал 378-ми страничную книгу «Шекспир? Это писательский псевдоним Джона Флорио» («Shakespeare? It is John Florio's pen name»), имеющей такое оригинальное название в титуле, — «Shakespeare? Е il nome d'arte di John Florio». В которой довольно-таки убедительно доказывал, что оба (сам Уильям Шекспир и Джон Флорио) могли тяготеть, согласно шекспировским симпатиям к итальянской обстановке (в пьесах), а также его хорошее знание Италии, которое превосходило то, что можно было сказать об исторически принятом сыне ремесленника-перчаточника Уильяме Шекспире из Стратфорда на Эйвоне. Впрочем, никто не упомянул об хорошем знании Италии Эдуардом де Вер, 17-м графом Оксфордом, когда он по поручению королевы отправился на 11-ть месяцев в Европу, большую часть времени путешествуя по Италии! Помимо этого, хорошо была известна многолетняя дружба связавшего Эдуарда де Вера с Джоном Флорио, котором оказывал ему посильную помощь в написании исторических пьес, как консультант.  

Автор Неизвестeн

Критика / Литературоведение / Поэзия / Зарубежная классика / Зарубежная поэзия