Москва-36

— Я считаю, — меня не так-то легко спровоцировать на резкость. — что Генеральный штаб и Разведупр РККА очень своевременно подняли вопрос о создании специального дешифровального центра. Количество радиограмм, требующих расшифровки будет расти: сейчас их сотни в день, а во время войны их будут многие тысячи. Они будут содержать не только военные, но и дипломатические тайны, промышленные секреты. Для того, чтобы разгадать этот вал шифровок возможностей даже большой группы людей недостаточно. Нужно создать специальную технику для автоматизации процесса дешифровки, подобрать и обучить людей и главное- удержать эти мероприятия в полном секрете, чтобы ударить по врагу этим нашим знанием в решающий момент. (В комнате установилась полная тишина, так что стало слышно шуршание кожаных сажек Сталина по мягкому ковру).

— Понятно, — заспешил я, почувствовав момент, — что работу большой организации скрыть будет трудно, поэтому одновременно с её созданием, надо будет организовать компанию по обману противника, по вводу его в заблуждение. В этом, пожалуй, и без меня разберутся, а вот что касается технической части, тут я готов дать подробные разъяснения, так как много об этом думал в Испании.

— Это что же выходит, — поворачивает ко мне свою голову, с мясистым сизым носом, Егоров и неприязненным взглядом изучает меня. — наша радиослужба тоже уходит в этот, с позволения сказать, Центр? Не много ли на себя берёшь, капитан?

— Радиослужбу лучше оставить в НКО, — пропускаю мимо ушей последний вопрос маршала, такими наездами меня уже не напугать. — а Центр будет получать от неё перехваты радиограмм. Ещё одно, в связи с развитием коротковолновой связи и направленных антенн, службу радиоразведки надо укрепить: увеличить число пунктов радиоперехвата, вынести их в море, приблизив к границам предполагаемых противников.

— Это как, — всё более раздражается Егоров. — выходит, мы на дядю работать будем, а он будет решать, что нам положено знать, а что нет?

"Дядя" молча теребит луч большой нарукавной звезды Генерального комиссара госбезопасностии не спешит вступать в дискуссию.

— Центр можно создать при Совете Народных Комиссаров, — поднимает голову, молчавший до сих пор Молотов, — а НКВД и НКО будут получать расшифровки через своих представителей.

"А что логично, никто не хочет зависеть от "дяди". Быть при СНК очень даже неплохо, ведь неизвестно сколько денег не дойдёт до Центра, если получать финансирование через НКВД".

— Как при СНК? — Ежов и Егоров синхронно повернулись к Молотову. — Вы что же свою разведку хотите…

— Спасибо, товарищ Чаганов, можете быть свободны, — раздается сзади тихий сталинский голос. — попрошу вас к завтрашнему дню предостовить в ЦК свои предложения касательно Центра. Вы, товарищ Урицкий, тоже свободны.

Взмокший выхожу в приёмную, машинально получаю от Власика наган, ко мне подходит порученец наркома.

— Будете ожидать товарища Ежова?

— Нет, я в ОКБ, здесь неподалёку.

— Хорошо, тогда пройдёмте я выведу вас из Кремля.

* * *

"Пятая, шестая…. десятая балясина ограждения Озерковской набережной, если считать от Зверева моста".

Останавливаюсь, поворачиваюсь к каналу, достаю из кармана специально купленную пачку "Беломора" и осторожно оглядываюсь по сторонам. Сумерки.

"Никого, лишь на другом берегу у проходной ткацкой фабрики какое-то оживление". Достаю папиросу, закусываю мундштук и чиркаю спичкой. Коробок летит вниз в воду, наклоняюсь вниз, шарю левой рукой под балясиной и нащупываю закладку.

"Есть"!

Выпрямляюсь, оборачиваюсь и нос к носу сталкиваюсь с невесть откуда взявшимся высоким парнем.

— Папироской угостишь? — Дышит он на меня тыквенными семечками.

— …

Киваю головой и лезу в карман за "Беломором". "Стрелок" ловко щелчком по донышку пачки выбивает папиросу, как фокусник одной рукой открывает коробок, достаёт спичку, зажигает её, даёт мне прикурить и закуривает сам. Заворожённо смотрю на мельканием пальцев.

— Бывай, покедова. — Легко хлопает меня по боку и, подмигнув, исчезает в темноте.

Продолжаю судорожно сжимать в левом кулаке закладку.

"Как из-под земли вырос, ниндзя блин…. да это же- карманник"…

Так и есть, из левого кармана шинели пропала сдача с десятки, оставшаяся после покупки в ларьке папирос.

"Когда успел? Неужели за то время, что я сидел на корточках? Удостоверение и наган на месте, ну и слава богу".

Сворачиваю на Большой Татарский, освещённый лучше других и двигаю в направлении проходной завода Орджоникидзе. "Будка" этого "стрелка" показалась мне знакомой… "Надо будет покопаться в памяти".

Хочу срезать путь к заводу через скверик, но сразу после поворота под тусклым фонарём, едва освещающим вход в подворотню, чья-то сильная рука тянет меня под арку. "Стрелок", это был он, прикладывает палец к губам и закрывает ворота на засов. Затем осторожно вылядывает в щель в воротах, знаком приглашая меня сделать то же самое. Через несколько секунд в свете фонаря на повороте к Малой Татарской появляются две фигуры.

— Куда он делся? — спрашивает первая.

— А чёрт его знает. — Отвечает "заячья шапка", мой вчерашний "хвост".