Москва-36

— 353628. — Гордо отвечает Корейко, помедлив самую малость.

"Ну и что это, блин, доказывает? Эдак и я могу".

Вдвоём с Атипенко заходим в тесную комнату с единственным высоким узким окном, в верхней части которого на солнце ярко блестела звезда на шпиле Спасской башни.

— Давайте я быстро при вас просмотрю ваши документы, — сухо говорит завсектором, всё ещё расстроенный моей прохладной реакцией на демонстрацию его феноменальных способностей. — и задам вопросы, если потребуется.

"А читает медленно, шевелит губами как малограмотный. Запишем в загадки"…

— Что, пять заводов? — Даже подпрыгивает на стуле Атипенко.

— А также два СКБ и главк (так я назвал Центр дешифровки в своей записке). — Спокойно добавляю я.

— Да знаете ли вы, на всю третью пятилетку запланировано финансирование в размере 850 миллионов рублей? — Мой собеседник переходит на драматический шопот.

Дверь открывается и в комнату с тихим "здрасьте" проникает совслужащий, укрывается за своим столом у стены, быстрым острым взглядом окидывает мою форму и радостно затихает.

— Один только завод будет стоить от двадцати пяти до тридцати миллионов рублей и это без учёта затрат на расширение сырьевой базы…

— Какой завод вы имеете в виду? Лесопильный? — Мстительно улыбаюсь я.

— Почему лесопильный? Сборочный… — Тушуется мой собеседник. — Извините, я оставлю вас на секунду.

Как только за ним закрывается дверь, оживает давешний совслужащий.

— Товарищ капитан госбезопасности, это Атипенко- подозрильный типчик. — Сигнализирут он. — Старые работники поговарили, что его погнали из начальников отдела за участие в оппозиции.

— Разберёмся… — Обжигаю злым взглядом добровольного помощника.

"Кому война, а кому мать родна"…

Возвращается как в воду опущенный Атипенко.

— Вы же понимаете, товарищ Чаганов, — продолжает вяло возражать он. — что для этих заводов попросту нет кадров. В радиопромышленности работает всего двадцать семь тысяч человек. В САСШ…

— Вот вы и должны запланировать их подготовку, — грубо перебиваю я его. — открытие соответствующих техникумов в местах строительства заводов, подать заявки на распределение молодых инженеров. Это же ваша работа. Встречаемся через три дня. Я жду от вас конкретных предложений.

— Хорошо. — Наклоняет голову он.

— И ещё. В приложении указан список необходимого оборудования. Посмотрите, что можно достать у нас в стране. Если найти не удастся, вместе обсудим возможность закупки его за границей.

— Желаю успехов, Александр Иванович, — пожимаю руку Атипенко. — у вас три дня.

Московская область, Мещерино,

Дача Ежова.

3 апреля 1937 года 03:00.

— Ну, вздрогнули. — Хозяин дома, босой, в нижней рубахе и синих галифе, чокнулся стеклянной гранёной рюмкой-лафитником с гостями и залпом, не морщась, выпил до дна.

В просторной жарко натопленной гостиной в углу за небольшим журнальным столиком сидели трое: нарком внутренних дел, начальник ГУГБ Фриновский и начальник Секретариата НКВД Шапиро. Сидели в углу за столиком, хотя в центре комнаты присутствовал длинный обеденыый стол; пили и закусывали из дешёвой посуды, хотя посудный шкаф-горка блистал хрусталём и фарфором; говорили вполголоса, как прислуга в ожидании приезда хозяев.

— Хороша, — крякает от удовольствия глава госбезопасности и поворачивается к последнему. — где достал?

Шапиро с обречённым видом сделал неполный глоток, поперхнулся и начал судорожно кашлять. Собутыльники с весёлым сочуствием принялись лупить его по спине.

— Родственник… с первого спиртзавода… привёз, — хрипит он. — с этого года будут выпускать: "Московская особая" двойной очистки. Видишь белым сургучём закупорена.

Ежов берёт в руки бутылку и рассматривает бело-зелёную этикетку.

— Ты закусывай, Исак, — Фриновский заботливо насаживает на вилку кусок, очищенной от костей, селёдки, сочащейся жиром, и суёт её ему в рот. — это соловецкая, бывал на Соловках? Шапиро уклоняется от вилки и рукой смахивает свою рюмку со стола, которая разбивается о пустую бутылку, валяющуюся под ногами.

— Не хочет… — в голос смеются Ежов и Фриновский.

— Не хочу, — неожиданно твёрдо подтверждает он. — Николай Иваныч, ко мне снова подходил бывший секретарь Косиора (член Политбюро, первый секретарь ЦК КПУ), передал просьбу Станислава Викентьевича о встрече.

— Скоро все они будут у меня сосать… — самодовольно улыбается Ежов, расправляя свои плечики. — и члены, и кандидаты.

— Понимаете, Николай Иванович, — страдальчески закатывает глаза Шапиро. — надо с первыми секретарями поддерживать хорошие отношения. Вместе они- сила. Знаете, что он мне рассказал? На недавнем пленуме ЦК Украины Киров потребовал тайных выборов в ЦК, а пленум решил по своему: будки для голосования они построили, но голосовали в открытую, поднятием рук. Не побоялись. Вы понимаете, что это значит? На следующем пленуме ЦК может быть переизбрано Политбюро.

— Пусть они сначала до Москвы доедут, голосовальщики эти… — зло скривился Ежов.