Москва-36

Мы, советские специалисты и советники, стоим под навесом небольшого, но изящного павильона, устав от трехчасового сидения на широких плюшевых диванах. Внутри довольно тесно, снуют лётчики, техники, улетающие и встречающие. На столах карты, фотоаппараты и оружие, несколько служащих предлагают всем желающим кофе и напитки. Напротив двери начальника находится стойка бара, где на высоких табуретах сидят пилоты и механики и пьют вино.

Петров и Базаров устроились на нашем ящике и широко открытыми глазами смотрят на окружающих, время от времени толкая друг друга в бок: они впервые увидели заграничную жизнь. Орлов уже час как не выходит из кабинета военного министра, откуда иногда доносится звон бокалов и стук столовых приборов. Лиза, танкисты и Голованов летят в Мадрид на Дугласе, мы втроём- в Валенсию. Рокоссовский и инженеры оставлены по согласованию с руководством в Барселоне.

Огромный грузовой Юнкерс с черной свастикой на вертикальном стабилизаторе и надписью "Люфтганза" на фезюляже коснулся земли и, после небольшой пробежки, остановился напротив нас. Не дожидаясь полной остановки винтов, открывается дверца, из которой выпадает лестница. К ней уже бегут крепкие парни в чёрных комбинезонах, придерживая руками пилотки, отделившись от молчаливой группы, всё время державшейся в павильоне особняком. Послышались отрывистые лающие команды на немецком и из самолёта, с трудом проходя сквозь узкую дверь, поползли нескончаемым потоком зелёные, тяжёлые на вид, ящики.

— Такие же юнкерсы, возможно с теми же самыми лётчиками бомбят Мадрид… — сжимает кулачки Лиза.

"Республиканское правительство боится испортить отношения с Европой: в Барселоне функционирует германское консульство.

Неожиданно приходит новая вводная. Подан самолёт на Валенсию: это двухмоторный английский биплан "Дрэгон". Вылет- немедленно. В Испании всё так: многочасовые ожидания сменяются короткими головокружительными гонками. Прощаемся с "мадридцами" (Орлов так и не появился) и втроём рысим к лайнеру. Издали замечаю узкую открытую дверь и вращающиеся винты.

"Только не это… вдруг наши ящики не пройдут в салон".

Но пронесло, мои бойцы мастерски впритирку кое-где обдирая краску и поставив на попа, заносят их внутрь и кладут на пол. Боковые места уже заняты четырьмя пассажирами, по виду мелкими торговцами. Пилот что-то проворчал насчёт большого перегруза и самолёт пошёл на взлёт, с трудом оторвался от земли и натужно гудя неторопливо пополз вверх. Ещё четверть часа и перед нами открылся восхитительный вид на гладкую поверхность моря. Летим на юго-запад вдоль побережья.

Вчера вечером к аппарату подошёл Поскрёбышев и поинтересовался подробностями двух недавних происшествий с мной. Похоже что Сталин хочет получать информацию ещё из одного источника, помимо НКИД и НКВД. В конце разговора приказал присылать отчёты ежедневно до девяти утра следующего дня и сообщил, что в Валенсии на аэродроме меня встретит генерал Доницетти, к которому можно обращаться за помощью и по любым вопросам.

Почти два часа полёта и впереди, окружённая узором из, проведённых по линейке границ, оливковых рощ, появляется в голубой, зелёной и розовой дымке Валенсия. На аэродроме жандарм пытается проверить документы у четырёх наших попутчиков, но безуспешно, вместо паспортов ему суют какие-то справки, а последний вообще подаёт визитную карточку. Жандарм качает головой и отходит в сторону, а я попадаю в объятия Яна Берзина, далеко опередившего двоих своих телохранителей.

— Я-генерал Доницетти. — Берзин властным кивком бросает своих людей на помощь Петрову и Базарову. — Как долетели?

— Всё в порядке.

Быстрым шагом огибаем небльшую каменную постройку аэровокзала и идём к двум автомобилям легковому и грузовичку, одиноко стоящим на большой привокзальной площади.

— В аэропорту давно нет бензина, — отвечает на мой удивлённый взгляд руководитель советских военных советников. — самолёты не летают.

Мы с Берзиным подходим к первой машине и ждём пока наши спутники погрузятся во вторую. Салон нашей четырёхместной "Испано-Сюизы" оформлен аскетически: никакой тебе инкрустации серебром или там кожи светло-голубого цвета, всё по солдатски просто- блестящая нержавейка и толстая чёрная кожа.

— Ваня, — громко отдаёт команду Берзин старшему грузовичка. — вы с гостями на базу, покормишь там. Нас ждите через два часа.

Я незаметно киваю головой, отвечая на вопросительный взгляд Петрова.

— Ну и мы заглянем тут в одно местечко неподалёку, — Ян Карлович открывает заднюю дверь легковушки и приглашает внутрь. — ты не против заморить червячка?

— Не против, товарищ генерал!

Берзин в новой серо-зелёной форме республиканской армии (похожа на форму студента- стройотрядовца: прямые навыпуск чуть расклешёные брюки и мягкая куртка с накладными карманами на груди, выше левого кармана чёрная треугольная нашивка: три красные звёздочки по углам и скрещенные сабля и жезл посерёдке) и шофёр в синем комбинезоне весело хмыкнули.

"Действительно, звучит непривычно для красноармейского уха- товарищ и вдруг генерал".