Москва-36

— Товарищ Берзин, — вступаю я. — захват "Энигмы" нам нужнее, чем уничтожение всех этих самолётов вместе взятых. Это позволит читать самые секретные радиограммы немецкого командования. Мне кажется, целью операции должна быть "Энигма" и шифроблокнот к ней, а повреждение самолётов- только прикрытием.

"Хаджи насупился… это понятно, какому руководителю операции понравится ситуация когда приходит кто-то со стороны и в последний момент тщательно подготовленный план летит в тартарары".

— Лучше бы вообще представить дело как налёт наших бомбардировщиков… — добавляю я и осекаюсь.

"Теперь мрачнеет и Берзин- неужели только из-за того, что все плюшки могут достаться лётчикам"?

— Это дело надо обдумать, — после долгой паузы отмирает генерал. — так оно намного сложнее будет. Хаджи, обмозгуй со своими…

"Почему сложнее? По моему легче даже, наши бомбардировщики будут на себя внимание отвлекать".

— Товарищи, я буду ходатайствовать перед руководством о награждении… — замолкаю под тяжёлыми взглядами военных разведчиков.

"Болван, полез тут… ещё бы денег предложил".

— Задача понятна, товарищ Чаганов. — Поднимается из-за стола Берзин, показывая что разговор окончен. — Хаджи, проводи меня.

— И ещё одно, товарищ Берзин, — пользуюсь советом Штирлица, что запоминается концовка разговора. — просто напоминаю, вы мне обещали хорошего переводчика.

"Что-то буркнул неопределённое и тревожно взглянул на Мамсурова, ну а тут то что не так"?

* * *

"Думал, что все уже угомонились на сегодня, заполночь давно… нет- бежит посыльный и по-испански выдаёт: товарища Че вызывает к телефону генерал Доницетти".

После тяжёлого разговора с разведчиками возникла шальная мысль, а что если обойтись без "Энигмы". Таблицы коммутации проводов для всех пяти роторов у меня прошиты в голове, рефлектор тоже: знай себе ищи соответствующие буквы в шести таблицах и не забывай сдвигать их на одну строку после ввода каждого символа. С первой буквой пришлось повозиться минут пять, со второй- минуту, с третьей- десяток секунд.

"Да это даже проще, чем играть в шахматы вслепую".

По крайней мере, зная установки ротора, прочесть обычное двухсот пятидесяти символьное сообщение и без машинки реально. Так думал я пока не дошёл до сотой буквы… результат дешифровки неожиданно оказался неправильным. Затем число ошибок стало быстро расти и к сто восьмидесятому символу стало непремлемым: правильных букв стало меньше, чем неправильных. К тому же стала кружиться голова и носом пошла кровь, Базаров даже предложил заменить меня на ночном дежурстве видя мой бледный вид, но я быстро взял себя в руки, бросил изображать из себя шифровальную машину и послал подчинённых к Морфею.

Дохожу быстрым шагом, посыльный показывает пальцем направление куда идти а сам остаётся у входа. В дальнем конце коридора горит тусклая лампочка, освещая небольшой пятачок перед открытой дверью, иду туда стараясь не шуметь.

— Ты что тоже пойдёшь с подрывниками? — Слышится приятный женский голос из-за полуоткрытой двери метрах в десяти от комнаты дежурного.

— А что подумают бойцы если я останусь? — Отвечает ей незнакомый хрипловатый мужской голос.

— А я должна ждать здесь? — голос женщины как будто всё также тих и спокоен.

— Ну не обязательно здесь… — начинает оправдываться мужчина.

— Я не согласна, я твоя переводчица и буду находиться рядом. — В словах послышался металл.

— Хорошо-хорошо, Аня, успокойся.

"Нормально так…. а мы ещё смеёмся над дисциплиной в республиканской армии".

— Слушаю! — Поднимаю лежащую на столике телефонную трубку.

Задремавший на стуле дежурный-испанец едва не падает на пол от неожиданности.

— Не спишь ещё? — Узнаю лёгкий латышский акцент Берзина. — Сейчас к тебе подъедет твой старый знакомый, он всё объяснит, будете вместе работать. Отбой.

"Старый? Самая старая моя встреча произошла только два года назад. Хотя время в моей новой жизни определённо течёт быстрее".

* * *

— Я здесь в Испании, помимо работы спецкора "Правды", являюсь представителем Центрального Комитета. — Михаил Кольцов осторожно усаживается на стул в комнате, служащей нам спальней и столовой.

Он сбрасывает на спинку короткую кожаную куртку, наброшенную на плечи. Его левая рука покоится на повязке-косынке, а левая ступня забинтована.

— Попал в аварию в Мадриде неделю назад, — перехватывает он мой сочувствующий взгляд. — пустяки, перелом ключицы и ногу немного вывернул. Уже почти не болит. У тебя есть что-нибудь закусить? С утра ничего не ел.

— Лёшь… — Киваю Базарову, поднявшемуся с лежанки.

Он ныряет в тумбочку и на столе на газете быстро появляется краюха серого хлеба, оливки, кусок сыра похожего на брынзу и длинная палка кровяной колбасы.

— Алексей? — Кольцов поворачивает голову к Базарову. — Скажи моему шофёру, он сидит в машине у входа, чтобы дал вина. По испански не говоришь? Так вино, оно и в Испании- вино, также как и Михаил Кольцов.

— Колбасу эту не ешьте, — продолжает командовать он. — потом неделю не сможешь от уборной отойти на расстояние большее десяти метров.

Мои подчинённые бледнеют.