Москва-36

— Спроси его, — лицо Хрюкина выглядывает из тени Мамсурова. — есть ли на поле готовый к вылету самолёт?

— Ты что это задумал? — Черные брови командира сходятся на переносице.

— …

— К вылету готов только номер четыре, — переводчик присаживается на скамеечку рядом с инженером. — пятый и шестой- в наладке.

— Надо бы взглянуть на него, товарищ командир, что за зверь за такой… — лётчик умоляюще глядит на командира. — комполка мне не простит… это ж как быть у колодца и не напиться.

Мамсуров опускает взгляд на часы.

— Товарищ Хрюкин, у вас двадцать минут. Вацлав, пойдёте вчетвером. За этого (кивок в сторону немца) отвечает Хариш.

* * *

— Ты что творишь, лейтенант, — командир переходит на шопот. — ты ракету видел? Я тебя уже час жду…

— Хаджи, вся охрана разбежалась, — Высокая мускулистая фигура Цветкова, стоящего у апельсинового дерева, хорошо выделяется на фоне лунного неба. — ты представь, если б удалось зенитки повредить, то утром наши бомберы тут бы места живого не оставили.

— Если бы? — В чёрных глазах Мамсурова молниями вспыхивают сполохи пожара. — Где твои люди? Докладывай!

— Зака осколком зацепило у склада боеприпасов, — лейтенант опускает плечи. — умер сразу. Троих ранило около моста, обнаружили нас на подходе и пулемётчики не давали голову поднять: двое тяжёлых, один- лёгко. Еле выбрались, Милко и Степан сейчас с ними в километре южнее на берегу. Я пришёл за подмогой.

— Берег старицы или реки?

— Наш, реки…

Сзади послышался топот сапог и чавкающий звук раздавленных апельсинов.

— Товарищ командир, — из темноты слышится голос посыльного. — первый сообщает, что аэродром Малаги готов к приёму самолёта.

— Так, — Мамсуров принимает решение. — бегом на лодку. Все на борт. Подбираешь раненых и в том же месте ждёшь меня. Никакой самодеятельности. Всё, пошёл.

* * *

— Готов? — Мамсуров кладёт руку на борт кабины лётчика, в которой по хозяйски расположился Хрюкин.

— Готов. — Лётчик крутит какую-то ручку и из задней кромки крыла мягко опускаются вниз закрылки.

— Переводи, — командир делает шаг в сторону, поворачивается и немигающе смотрит на дрожащего немца. — если с самолётом что-нибудь случится, то ему- кирдык.

— Какой такой кирдык? — Вацлав покосился на говорящего. Мамсуров проводит большим пальцем по горлу. У Луссера подкашиваются ноги и он медленно оседает, скользя спиной по фюзеляжу самолёта. Хариш подхватывает инженера за шкирку правой рукой и, оторвав от земли, разворачивает того к кабине истребителя.

— Пошёл! — Кричит командир Хрюкину и они с переводчиком бегут прочь от самолёта. Под пристальным взором Луссера лётчик начинает открывать вентили и крутить ручки управления. Резко хлопает крышка воздушного фонаря, откуда-то издалека взлетает белая ракета и повисает над мостом, освещая бронеавтомобиль, закрывающий проезд по нему. Как по команде захлопали ружейные выстрелы, заглушившие рёв включившегося двигателя и свист закрутившихся лопастей истребителя, обдав пылью дунувших к прибрежным кустам Пата и Паташона.

Постояв так с минуту, самолёт трогается с места и начинает разгоняться по рулёжной полосе. Мамсуров, смотрящий в хвост удаляющемуся истребителю, выпустил ещё одну ракету в направлении взлёта и перестал дышать не в силах понять всё ли идёт хорошо. Наконец у самого конца рулёжки самолёт задрал нос, оторвался от земли и быстро исчез в темноте.

Аэропорта Таблада.

26 декабря 1936 года, 14:30.

Канарис.

— Господин адмирал, дальше нельзя… — скрипучий голос офицера охраны вернул Канариса к действительности. — минёры ещё не закончили.

Длинная цепочка в серых шинелях, полукольцом охватившая здание аэропорта со стороны лётного поля, медленно продвигалась вперёд, то и дело один или другой минёр останавливался и втыкал деревянный колышек с красной отметиной в землю, помечая взрывоопасную находку. С другой стороны здания, со стороны дороги ведущей в город, стояло несколько допотопных пожарных машин. Их немногочисленные расчёты, замотав лица тряпками в попытке спастись от едкого дыма, вобравшего в себя смрад взрывчатки, горелого дерева и жареного мяса, часто меняясь у ручной помпы, заливали водой каменный скелет штаба "Легиона Кондор".

"Сто двадцать пилотов и около шестидесяти техников… лучшие из лучших: генерал Шперле, подполковник Рихтгофен, группа инженеров Вилли Мессершмидта. Есть, конечно, надежда, что кто-то из тех трёх десятков тяжело раненых, что привезли ночью в военный госпиталь, выживет, но от большинства погибших в этом чудовищном взрыве не удастся найти ничего. Судя по рассказам стоявших в оцеплении аэродрома, взорвался Ю-52. Подкатил ко входу и взорвался. Самоподрыв… какая азиатская дикость помноженная на красный фанатизм".

— Экселенц. — Адъютант с чёрными от бессонной ночи кругами под глазами на бледном лице протягивает радиограмму.

"В Лиссабоне приземлился спецрейс из Берлина с комиссией на борту и сегодня же она на машинах выезжает в Севилью. Руководить расследованием будет Гейдрих. Этот точно не упустит свой шанс подмять под себя и абвер. Хотя тут очевидна вина Люфтваффе, Гейдрих вывернет всё наизнанку".