– Алексей, ко мне обратились знакомые из НИИ-3 («НИИ-3 – это Реактивный интститут что ли»?) – Громов тщательно подбирает слова. – там руководство всё неделю назад арестовали. Я слышал, вы в вашем ведомстве занимаетесь делами инженеров и учёных…
«Быстро слухи расходятся»…
– Не делами, – без труда вклиниваюсь в изобилующую паузами речь лётчика. – ко мне попадают уже осуждённые, а, так сказать, исполнением наказания: работу им подыскиваю по профилю. Поскольку я о ракетчиках ещё ничего не слыхал, это значит – идёт следствие.
«Молодец, Михаил Михайлович! Не побоялся обратиться ко мне… Чёрт! Вот опять, будто бы кто-то справа рассматривает меня».
Громов молчит, ждёт продолжения.
– … Хорошо, я попробую разузнать… кого там арестовали? – Кручу головой по сторонам.
«Нет… все заняты своими делами».
– Клеймёнов, Лангемак, Надёжин, Глушко, ещё другие…
Подходит официант с небольшим подносом, на котором стоят две маленькие чашечки кофе.
«А что если попробовать фокус, которому меня Оля научила»?
Поворачиваю голову направо и протяжно зеваю, Громов от неожиданности замолкает. Расфокусированным взглядом слежу за посетителями.
«Есть, попался, голубчик»!
Справа от нас, за столиком у окна зевает хорошо одетый мужчина в партикулярном костюме, напротив него сидит дама. Зевота заразительна. Это – инстинкт, доставшийся человеку от обезьян. Сторож подаёт знак, что всё спокойно, а члены стада транслируют его.
– Прошу прощения, – невпопад улыбаюсь я. – обещаю, сделаю всё возможное, что в моих силах.
В этот момент к моему предполагаемому хвосту подходит официант. Навостряю уши.
«Как то странно он говорит, определённо с акцентом. Прибалт? Или немец? В руках – небольшая коробочка… Табакерка? Может быть всё, что угодно. Да хоть тот же миниатюрный фотоаппарат! Не может быть! Чтобы в центре Москвы»…
– Спасибо, Алексей. – Улыбается в ответ Громов. – Тебя подвезти?
«Никак не может определиться: зовёт меня то на „ты“, то на „вы“».
Мы поднимаемся из-за стола.
– Не надо, мне отсюда недалеко…
Выхожу на брусчатку площади Революции, заполненную гуляющим нарядным народом и стараюсь не оглядываться назад.
«Пойдут за мной или нет? Лучше бы чтобы пошли, хуже нет – гадать что это было. А совсем хорошо – если бы и Гвоздь оказался на месте. Половина четвёртого – время наших ежедневных встреч».
Неспеша поднимаюсь по Историческому проезду, на пересечении с Никольской, как всегда, столпотворение, скашиваю налево глаза… и Гвоздь – на своём обычном месте, подпирает забор, закрывающий полуразрушенную Иверскую часовню. Торопливо сворачиваю к нему, успевая заметить за спиной «сладкую парочку» из «Гранд-Отеля», занятую друг другом.
– Фраер с биксой на хвосте, срисуй по тихой.
«Вот это я выдал, ни одного лишнего слова… причём совершенно не задумываясь. А если покопаться в детской памяти»?
Бросаю гривенник на стойку газетчика и с «Вечёркой» в руке чуть не сталкиваюсь со своими преследователями: «Ему лет тридцать пять, одежда иностранная, недорогая. Ей – лет тридцать, красивая. Ничуть не смутились встрече. Эх, не было печали»…
Пересекаю Красную площадь по прямой, которую заканчивают мести бригады дворников.
– Товарищ Чаганов, – встревоженная долговязая вохровка на проходной СКБ облегчённо вздыхает. – вас разыскивал товарищ Шапиро. Просил срочно позвонить.
– Спасибо! – Для порядка показываю удостоверение и поднимаюсь по лестнице на второй этаж, в свой новый кабинет.
Своим ключом открываю приёмную («не успел ещё найти секретаря») и захожу вовнутрь. Вчера мне провели телефон, подключённый к АТС-2, не АТС-1 («кремлёвка», «вертушка»), конечно, но тоже вещь статусная: аппарат с дисковым номеронаберателем. В нём рядом с цифрами на диске изображены буквы, которые в начале телефонного номера из пяти цифр указывают на коммутатор (центр Москвы – буква «К»). К новому году обещали протянуть ВЧ.
– Исаак Ильич? Чаганов у аппарата. – Опускаюсь на стул.
– Алексей Сергеевич, – Шапиро, в отличии от своего шефа всегда говорит вежливо. – что у вас там стряслось с Кольцовым?
– Пальцем его не трогал. – Принимаю оборонительную стойку.
Секретарь Ежова захихикал в трубку.
– Звонил Лев Захарович (Мехлис, главный редактор «Правды»), жаловался, что вы без согласования с ЦК в эфире политические оценки международной обстановки даёте. Предсказываете развитие событий.
Быстро ищу в памяти ссылку на свои предсказания.
«Так, готово – „Правда“, 1 мая 1937 года статья Димитрова… блин, это же сегодня! А я сегодня „Правду“ не читал! Это что, выходит я задвинул в эфире инфу из будущего… Приплыли».
– Сожалею, – мгновенно покрываюсь липким потом. – если товарищ Мехлис так подумал, только куда мне до оценок и предсказаний: все мои знания по этим вопросам – из центральных газет…
– Николай Иванович просит вас срочно написать рапорт об этом. – Сухо перебивает меня Шапиро и бросает трубку.
«Вежливый…, но хамство затаил. Всё, пропал день – иду в красный уголок читать газеты. Радует лишь то, что достаточно прочитать одну „Правду“».