Москва-37

– Точно! – Подруга резко, всем телом поворачивается ко мне и теряет равновесие, я едва успеваю её подхватить. – Валька, б…, расписала Жорику, что я давно не ночую дома, с самого его отъезда, что видела как меня кавалеры на машинах подвозят. Убью гадину. С трудом удерживаю, бьющееся от возмущения у меня в руках, её горячее тело.

– Завидует она тебе. – Да чему завидовать-то теперь! Развела она нас с Жжёновым!

– Бьёт – значит любит. – Бросаю на весы сакраментальное.

«Подействовало. Расправила плечи, придирчиво осмотрела свою фигуру в окне, осталась довольна. Надеюсь, что мы останемся друзьями».

Тихонько поворачиваюсь и двигаю в ванную комнату, но на входе в неё меня обхватывают две девичьи руки.

«И они называют нас полигамными»…

Глава 4

Москва, Кунцево, Ближняя дача.

9 мая 1937 года, 14:00

– Ну, слава богу, лето пришло. – Сталин с удовольствием откинулся на спинку плетёного кресла, подставляя сероватое в оспинах лицо не по весеннему жгучим солнечным лучам.

– М-м-м… – что-то неопределённое промычал Киров, склонившийся над бумагами.

Они вдвоём сидели на широкой открытой правой террасе, примыкающей к Большому залу, что выходила на задний двор дачи, в двадцати метрах от которой начинался сосновый бор.

– Что нового? – Хозяин кивает на кипу бумаг, лежащих на столе, дождавшись когда гость поднимет от них голову.

Эти листки, пронумерованные и сшитые, Киров вынул из конверта, который четверть часа назад принёс сюда фельдъегерь, молодой плечистый парень в форме сержанта НКВД, сопровождаемый Власиком. Пришла очередная порция прослушек наркома Ежова.

– Есть кое-что… – Киров подносит записи к глазам. – Вот вчерашний разговор в Мещерино. Ежов говорит Фриновскому: «Ты кому доверил это дело? Даже этот щегол их в момент разгадал». Тот отвечает: «Урицкий их хорошо аттестовал. Старший – пятнадцать лет в разведке, напарница – жена. В двадцатых организовала мужу побег из Моабитской тюрьмы».

– Всё правильно, – кивает Сталин. – Мануильский и Димитров с ними знакомы. Старший – Отто Браун, представитель Коминтерна в Китайской Компартии. С ним его жена – Ольга Бенарио. Оба в прошлом месяце отозваны в Москву.

– Что в НКВД своих сотрудников не хватает? – Киров закуривает папиросу.

– Ты говоришь, Мироныч, Ежов хотел хозяйство Чаганова посетить? Так если согласиться с мнением Чаганова, и Ежов хочет устроить провокацию там, то ему нужны люди со стороны. Мне другое интересно: Урицкий знает о планах НКВД или Ежов использует Разведупр втёмную? Как бы то ни было Урицкого с должности надо убирать.

– Дальше Ежов нецензурно, а Фриновский спрашивает: «Так вы будете инспектировать спецотдел?», тот отвечает: «Буду, но позже… скажи Курскому, чтобы он теперь этим занялся».

– Предупреди Чаганова. – Сталин тоже достаёт папиросу. – Выходит так и есть, упорно хотят они его замазать, а на тебя тень падёт.

– Считаешь, хотят на пленуме бой нам дать?

– Доходят до меня такие слухи… – Хозяин чиркает спичкой. – но как то мне не верится, что Ежов встанет на их сторону: должен он понимать, что скинут они его как только к власти придут.

– Что делать будем? – Киров затушил папиросу в пепельнице.

– Ждать будем. Время сейчас на нас играет. А осенью, после выборов, мы с ними по другому поговорим.

– Боюсь они не захотят ждать.

– … и готовиться. – Продолжает Сталин. – Будённого надо сориентировать, кандидатуру на место Ежова подготовить…

– О ком думаешь?

– … как временная фигура, вполне подойдёт Ворошилов. Некого больше назначить из своих, а чужим доверять в это неспокойное время было бы опрометчиво. Сейчас самое важное – укрепить руководство всех центральных газет и Радиокомитета. Ты займись этим, как секретарь ЦК, поезжай в редакции, установи личную связь, прощупай людей. Может такое статься, что вопрос власти будет решаться на страницах газет и в радиопередачах.

– Как Ильич завещал: вокзал, почта, телеграф, теперь ещё газеты и радио добавились. А так, всё как двадцать лет назад. – Киров выхватает из пачки следующую папиросу и закуривает её. – Ну хорошо, я не сомневаюсь, победим мы и в этот раз, вычистим из ЦК эту новую партийную аристократию. Только вот не боишься ли ты, Коба, что ещё через двадцать лет, году, скажем, в пятьдесят седьмом, или даже раньше, на её месте вырастет новое поколение бюрократов?

– Как Лернейская гидра, – согласно кивает головой Сталин и тоже тянется за папиросой. – вместо одной отрубленной вырастает три новых. Думал я об этом. Менять надо задачи нашей партии, оставить за ней только разработку теории и пропаганду. Лишить права расстановки кадров и надзора за исполнительной и представительной властями. Глядишь и поток желающих получить партийный билет, чтобы командовать и ни за что не отвечать, поиссякнет. Многое для этого уже заложено в Конституции, в законе о выборах.

– Но если мы так ослабим партию, то ослабнет и связь между республиками Союза! И это накануне войны!