Москва-37

– Во время войны будут действовать законы военного времени. Сядь, Мироныч. А что касается мирного времени, то на смену партии придёт исполнительная связь с её подчинённостью и подотчётностью снизу до верху. В ней все руководители на виду, достаточно взглянуть на статотчётность: тут сладкоголосые бездельники на верху не удержатся.

– А как же мы, Коба? – Ехидно щурится Киров.

– Мнэ с табой, панимаш, партийны разгавор тягаца трудна, – принимает игру Сталин. – пайду музей таварища Сталина работать, экспанатом. Киров заразительно смеётся, вдруг смех переходит в кашель.

– А если говорить о войне, – хозяин стучит гостя по спине. – то, мы недавно перед майскими праздниками с Димитровым обсуждали этот вопрос. Он написал статью в «Правду» и приходил посоветоваться. Мы немного поспорили, но в основном сошлись: подготовка к войне идёт полным ходом. Говорили об активизации прогерманских элементов в Бельгии, во Франции, в Чехословакии и Австрии, прояпонских – в Китае. Даже в Америке, и в той, фашисты поднимают голову. Договорились, что он подправит статью. В общем, не успел Димитров сдать статью к первому мая. А тут вчера читаю докладную Кольцова Мехлису, где он пишет, что Чаганов самовольно в эфире, вместо того чтобы просто поздравить с праздником, стал вносить предложения и делать оценки международной обстановки…

– Ничего такого там не было! – Снова вскакивает на ноги Киров.

– Знаю-знаю, – Сталин делает успокаивающий жест. – прочитал я запись его выступления. Молодец, настойчивый товарищ. Не вышло с семидневкой через верха, начал атаку снизу… Но я о другом. Там он так уверенно говорит: Китай, Австрия и Чехословакия. Как-то удивила меня такая его уверенность. Подумал, может быть Чаганов доступ к разведсводкам ИНО и Разведупра имеет? Проверил. Нет, не имеет. Да хоть бы даже и имел: ничего такого в них не найдёшь. Пишут о Польше и Румынии, которые могут выставить 600 тысяч штыков на нашей западной границе, о Японии, готовящейся напасть на Дальний Восток. А тут вдруг – Китай, Австрия, Чехословакия и именно в этом порядке. Это точь-в-точь цитатата из моего выступления на Политбюро. Он что, знает о чём мы на заседаниях Политбюро говорим.

– Ты же не думаешь, Коба, что я с Чагановым этим делюсь? – Киров обиженно засопел и набычил голову.

Их глаза встретились.

– … Хорошо, – Сталин поднимается с кресла и прекращает затянувшуюся дуэль взглядов. – верю, что ты в этом чист. Мы сейчас должны быть уверены друг в друге как никогда. Давай пройдёмся.

– Смотри, Мироныч, – продолжил хозяин, когда они вышли на дорожку, идущую вокруг здания. – если ты… (Киров резко поворачивает голову к собеседнику) так как ты не говорил об этом с Чагановым, выходит он – весьма разносторонняя личность: кроме выдающихся достижений в электротехнике… ты слыхал, мне на днях доложили, что в его СКБ создан вычислитель для управления артиллерийским огнём, который лучше, чем имеет «Сперри». Как это может делать один человек с десятком помощников?… Международную обстановку понимает лучше Димитрова… Что если, всё таки, подсовывают его нам? Не наши, конечно. Из заграницы. Не жалеют своих секретов, чтоб получить своего человека в нашем руководстве.

– Не-ет, не может такого быть! – Киров хлопает ладонью себе по бедру. – Коба, наш он человек. И доказал это уже не раз. Не знаю чем тебе доказать, но я чувствую это. И потом, ему всего двадцать три года. Кто, когда и где его в шпионы готовил? Небось, Ежов уже всю его короткую жизнь по минутам разобрал.

– Верно, материала собрано немало. – Сталин бесстрастно смотрит себе под ноги. – Ещё Ягода начинал собирать. Кроме голословных сомнений в том, был ли Чаганов секретным сотрудником оперода до покушения, ничего нет. Его знакомые, кого удалось найти, в один голос утверждают – это тот самый человек, кого они знали раньше. Вся его жизнь была на виду, в коллективе: шайка беспризорников, школа-коммуна, студенческая коммуна.

– Вот видишь!

– … Ежов думает, что Чаганов был завербован в Америке троцкистами, а в Испании встречался со своей связной, некоей Мириам Гольдман, дочерью американского друга Троцкого с дореволюционных времён.

– У него все троцкисты и шпионы… Повторяю, я за Чаганова ручаюсь головой.

– … Ежов приходил вчера ко мне, просил разрешить арест Чаганова. – Сталин останавливается у ровного ряда ёлочек и берёт в руку ветку одной из них.

– А ты? – Киров исподлобья смотрит на вождя.

– … А я попросил его не прыгать через голову Пятницкого, – теребит мягкие светло-зелёные иголочки, подносит к лицу и с удовольствием вдыхает их смолистый аромат. – если он не возражает, тогда с делом ко мне – буду включать вопрос в повестку заседания Политбюро. А что ты хотел? Нарком Ежов – в своём праве.

– О каком праве ты говоришь? – Почти кричит Киров. – Он сам ни на секунду не верит в виновность Алексея. Это же шантаж! Он так добивается себе места в Политбюро. Будто говорит: «Введёшь меня – и нет никакого дела, не введешь – переметнусь к твоим врагам».