Москва

Наше знакомство с подмосковными усадьбами XVIII - XIX веков завершается в одной из самых известных - в Останкине. Ее возникновение относится еще к XVI веку, когда здесь были построены боярский двор и деревянная церковь. В 1620 году усадьба становится собственностью князей Черкасских, которые сооружают здесь каменный храм (илл. 145). Он строился в 1687 - 1688 годах под руководством крепостного зодчего Павла Потехина. Хотя Потехин при создании храма исходил из распространенного тогда типа пятиглавой церкви, он все же создал оригинальнейшее произведение, поражающее не только общей сложностью "хоромной" композиции объемов, но и богатейшим узорным убранством, покрывающим здание снизу доверху. Формы убранства необычайно разнообразны, среди них встречаются даже уникальные, как, например, наличники алтарных окон. Стена почти не видна за ширинками, поясами-карнизами, архивольтами колошников и арок и другими декоративными деталями, среди которых видное место занимают формы "штучного набора". Помимо этого, зодчий использует белый камень. Из него выполнены отдельные элементы убранства, что предвосхищает его широкое применение десятилетием позднее в зданиях "московского барокко". С целью усиления своеобразия здания Потехин увеличил пучину глав, уменьшив вместе с тем ширину их барабанов. Всем этим церковь Останкина выделяется среди родственных ей храмов. В 1877 - 1878 годах архитектор Н. Султанов пристроил к храму колокольню, которая по своим формам мало отличается от древней части. Внутри сохранился деревянный резной иконостас, относящийся к концу XVII века.

147. Дворец в Останкине. Концертный зал

В 1743 году Останкино переходит во владения Шереметевых. Известия конца столетия упоминают, что в Останкине в это время был „великолепный увеселительный дом и регулярный сад с прудами". Однако в 1790 году владелец Останкина Н.П.Шереметев задумывает коренную его перестройку с целью создания такого здания, в котором дворцовые помещения сочетались бы с театральным залом. Проекты были выполнены архитекторами Ф. Кампорези, Д. Кваренги и другими. Однако многое в них не удовлетворило заказчика, и он привлек к проектированию дома своих крепостных зодчих А. Миронова, Г. Дикушина и А. Аргунова. Последний завершил отделку здания в 1798 году. Дворцу и его убранству посвящены многие специальные статьи и издания, поэтому здесь нет необходимости останавливаться на истории его постройки. Следует лишь отметить, что при типичном для русского классицизма плане здания и внешних ордерных формах, Останкинский дворец представляет собой оригинальное произведение, не имеющее аналогий (илл. 146). Его общая композиция исходит из распространенной в то время плановой схемы в виде буквы П („покоем") с парадным двором. Боковые павильоны связаны с центральным зданием одноэтажными галереями, подчеркивающими торжественный портик центрального дома, над которым высится купол. Со стороны же садового фасада, обычно решавшегося более скромно, здание выглядит не менее величественно, чему способствует десятиколонная лоджия-портик, охватывающая весь второй этаж. При общем стилистическом единстве всего комплекса Останкинскому дворцу присуща законченность каждой составной его части. Некоторые из них выглядят даже несколько обособленными друг от друга. Ту же обособленность можно проследить и внутри - в системе сменяющих друг друга парадных помещений. Каждое из них вполне законченное художественное произведение - Египетский зал, Малиновая гостиная, Картинная галерея, Концертный зал (илл. 147), Приемный (Итальянский) зал, не говоря о Театральном, легко превращавшемся в бальный зал. Не об обстановке ли этого дворца говорил Стендаль. Здесь все, писал он, „блистательная и элегантная отделка, свежие краски, самая лучшая английская мебель, украшающая комнаты, изящные зеркала, прелестные кровати, диваны разнообразнейших форм. Нет комнат, в которых нельзя было бы расположиться четырьмя или пятью разнообразными способами, из которых каждый давал обитателю полные удобства и очаровательный уют, соединенные здесь с совершенным изяществом. Только моя счастливая и благословенная Италия давала мне такие впечатления своими старинными дворцами".

Не менее восторженно отозвался об Останкинском дворце англичанин Паже: „В отношении блеска и великолепия он превзошел все, что только может дать самое богатое воображение человека или что только могла нарисовать самая смелая фантазия художника". Действительно, здесь любая, даже мало приметная деталь - законченное художественное произведение, выполненное руками крепостных мастеров, трудившихся над возведением этого замечательного по своим художественным качествам здания. Останкино дает, пожалуй, наиболее полное впечатление о московском классицизме, о его высших достижениях. Нет ничего удивительного, что архитекторы последующего поколения не раз вдохновлялись его дворцом. Особенно это относится к творчеству Росси, прожившему молодые годы в Москве в период, когда Останкино привлекало всеобщее внимание.