Вот здесь у Акунина неточность. Первые монетные дворы появились в Москве в XVI в. Самый ранний располагался на территории Кремля, и впоследствии его так и называли — Дворцовым. Затем открылся монетный двор на улице Варварке. А в 1654–1663 гг. в помещениях бывшего Английского подворья организовали еще один монетный двор. Тот, что на Варварке, начали называть Старым монетным двором, а новый — соответственно Новым, или Английским. Вот только был он отнюдь не в Серебряниках, а на углу Мясницкой и нынешнего Лубянского проезда. В Серебряниках же монетный двор возник много позже, в 1727 г., причем не как самостоятельная структура, а как отделение уже работавшего Нового монетного Кадашевского двора, основанного в 1701 г. Тогда же появилось и название Серебряники (произносилось с ударением на предпоследнем слоге). Вокруг свежеобразованного монетного двора возникла слободка «серебряных» кузнецов. Уже к концу XIX в. память о слободе сохранилась лишь в названиях Серебрянического переулка и набережной — действительно, неподалеку от Хитровки.
Церковь Троицы в Серебряниках, играющая такую важную роль в истории с кладом, была построена в конце XVII в. и перестраивалась в 1781 г. и 1876 г., после чего приобрела современный вид. Ее колокольня (архитектор К. И. Бланк) выстроена в подражание колокольне Никольского собора в Санкт-Петербурге — одного из самых совершенных образцов русской архитектуры. Однако колокольня в Серебряниках настолько массивнее своего прототипа, что при взгляде на нее невольно приходит мысль — кладка основания должна быть поистине циклопической, чтобы выдержать такой вес. Скорее всего, она действительно способна простоять тысячу лет.
Старинные Серебряники сохранились неплохо. А вот о Хитровке напоминают только оставшееся на карте города название переулка. В 1923 г. советская милиция прошерстила трущобы. Скрывавшеся там преступники были арестованы, а тем, кто оказался на Хитровке лишь из-за несложившихся жизненных обстоятельств, помогли с жильем и трудоустройством. «Советская власть одним постановлением Моссовета смахнула эту не излечимую при старом строе язву и в одну неделю в 1923 году очистила всю площадь с окружающими ее вековыми притонами, в несколько месяцев отделала под чистые квартиры недавние трущобы и заселила их рабочим и служащим людом. Самую же главную трущобу «Кулаковку» с ее подземными притонами в «Сухом овраге» по Свиньинскому переулку и огромным «Утюгом» срыла до основания и заново застроила», — рассказывал очевидец этих событий Гиляровский.
На берегах Яузы
Мы прошли «хитровские трущобы и богатенькие Серебряники» («Любовник Смерти») и увидели Яузу. Но, не прервись наша прогулка по бульварам, мы пришли бы сюда с Чистопрудного, следуя по Покровскому, а затем Яузскому бульварам. Оба они тоже фигурируют в «фандоринской серии». Эраст Петрович, не узнав ничего существенного от купчихи Спициной, «походкой понурой и разбитой… брел… вниз по Покровскому бульвару, где голубей, таких же упитанных и нахальных, как на Чистопрудном, кормили уже не дворянки, а купчихи». Покровский бульвар, с его липами и тополями, до наших дней сохранил атмосферу старой Москвы. Приятно, что даже выстроенный здесь новый комплекс класса «де люкс» выдержан в том же классическом стиле, — громоздить здесь очередной безликий небоскреб было бы настоящим преступлением. Сейчас это центр, а в конце XIX в. И. Ф. Горбунов определял подобные места как «московское захолустье». Мирную атмосферу не нарушало даже присутствие Покровских казарм.
А на соседнем Яузском бульваре Акунин поселил таинственную Смерть — «х-хитровскую Кармен», по определению Эраста Петровича. «Тоже и с улицы если посмотреть, домик был очень ничего себе. Раньше тут усадьба была, генерала какого-то, да в пожар выгорела, один этот флигелек остался. Небольшой, в четыре окна на бульвар». «На повороте с Покровского бульвара на Яузский Сенька привстал в пролетке и тут же обратно нырнул, вжался в сиденье.
— Вон ейный дом, — шепнул. — Только нельзя к ней сейчас. Трутся там двое, видите? Звать Дубина и Клюв, оба из Упыревой колоды. Увидят меня — беда», — читаем в «Любовнике Смерти». «Поворот» — сказано слишком сильно, бульвары перетекают один в другой плавно, почти по прямой. Зато Акунин дает нам интересную возможность отгадать, где именно жила Смерть. Это может быть сохранившийся под № 10 флигель старинного барского дома. Есть и другой вариант. В конце XVIII в. на левой стороне Яузской улицы, перпендикулярной Яузскому бульвару, находилась барская усадьба, сгоревшая в пожар 1812 г. и частично восстановленная в 1816 г. (№ 1–3 по Яузской улице). Все остальные особнячки на Яузском бульваре возведены не раньше того самого 1900 г., когда разворачиваются описанные в романе события.