Москва алмазная

Точнее, не как-то. Оставленная Наполеону Москва горела, а до этого срочно эвакуировалась. Делом этим, как и организацией последующих московских поджогов, занимался генерал-губернатор граф Ростопчин. Эвакуация проводилась экстренно, так как до последнего момента в сдачу Москвы не верили. После решения об отступлении на знаменитом совете в Филях и до входа французов в город прошло что-то менее тридцати шести часов, и паника в городе была страшная. Повозки с отъезжавшими тянулись сплошной чередой более десятка верст, брали с собой самое ценное. Семейные драгоценности, естественно, увозились в сундуках и шкатулках. Но сколько было в городе церковного добра? И не только собственно церковного. У многих богатых людей имелись свои церкви в домах-усадьбах. Разумеется, с окладами помещавшихся там икон из золота и самоцветов.

Не всем, впрочем, и удалось уехать. Осталась часть дворянского люда – боялись по дороге быть отрезанными французскими войсками, а то и просто погибнуть в сутолоке. Надеялись, к тому же, на милосердие «великого европейца», на чьем языке говаривали порою лучше, чем на родном. Но мародерства, тем не менее, опасались. И прятали.

После изгнания французов и грандиозных пожаров постепенно возвращались в Москву, но только, вот, припрятанное не всегда удавалось потом найти. Прятал иногда одни, а искали другие. И те, кто прятал, то ли действительно вспомнить потом не могли, то указывали на места, где ничего не было, сетуя на бесстыжих французов. Кто его знает, как там в на самом деле обстояло, только известно, что народ на Руси – шустрый.

И с припрятанными церковными и государственными, в частности кремлевскими, ценностями тоже получилась незадача. Вернулось далеко не все, недосчитались.

Однако ж была победа, и в России раскачиваются долго. Пока суд да дело, прошли годы. И впоследствии, когда стали подбивать бабки и разбираться, граф Ростопчин отвечал уклончиво, ссылался на спешку, а государь Александр I не очень домогался: ясно, что бирочки с инвентарными номерами, когда из Москвы тикали, навешивать было и вправду некогда.

Надо заметить, кстати, что сам граф подземную Москву знал неплохо и использовал эти знания для пожарно-диверсионной работы против французов. И подземелья как таковые любил. Построил у себя в подмосковном имении Вороново двухкилометровый подземный туннель, да такой, что с гостями в коляске по нему катался.

Липранди все это взвесил и, продолжая заниматься политической контрразведкой в России, предложил императору (уже Николаю I) тайную разработку московских кладов. Появилась при Бенкендорфе то же самое, что потом при Берии, – тайная никому неподотчетная группа во главе с Липранди и при участии Бенкендорфа. С Александром Христофоровичем Бенкендорфом у того были теплые дружеские отношения еще с войны 1812 года.

История советского периода сделала из Бенкендорфа этакого императорского холуя-страшилку, почти Малюту Скуратова. Ложь совершеннейшая. Человек это был мягкий, добросердечный и, что постоянно пытались скрыть – один из легендарных командиров партизанских отрядов восемьсот двенадцатого года, [4] с подвигами не меньшими, чем у Давыдова или Сеславина. Французы от имени его одного вздрагивали.

Пушкинисты наши здорово приложили руку, компрометируя этого русского патриота. Хотя наиболее грамотные из них прекрасно знали, что никакими гонениями на великого поэта он не занимался, а лишь регулярно упрашивал Александра Сергеевича поменьше хулиганить. И тот, к слову, относился к Бенкендорфу не только не враждебно, но даже с симпатией.

Бенкендорф служил в Петербурге, Липранди в Москве, и был ее полным подземным хозяином.

Мы, кажется, уже согласились, что народ на Руси шустрый?

Ну да, от сапожника до императора.

Николай I, не без подсказки Липранди, по-видимому, рассудил здраво. В стране, все-таки, частная имущественная собственность. Это что же, по каждому найденному предмету судебные тяжбы пойдут – кому, каким наследникам он теперь принадлежит. Да все обиженные начнут потом на высочайшее имя апелляции и прошения подавать. Эдак вся государственная машина на дыбы встанет, на много лет… А может быть, лучше по-тихому, в государственную казну? Подумали и решили, что вправду, гораздо так будет лучше. И референдум не стали проводить. В конце концов, он, император, и есть главный общественный гарант.

Липранди дожил до девяноста лет (умер в 1880 г.). И даже будучи глубоким, но бодрым стариком, деятельно трудился. То есть трудился уже и при Александре II. И вся концепция тайных этих розысков автоматически переходила от императора к императору (куда уже было деваться?).

Вот почему дело это было всегда под тройным замком и под общественный прожектор ни разу не попадало.

А вот архивы царские в огромном своем объеме к новой власти попали. В том числе та их прежде не разобранная часть, которая касалась Липранди.

Волынцев разобрался.

Однако же, что толку искать там, где до этого уже потрудились. Там, понятное дело, пусто. А что Липранди? Российский ведь человек, хоть и с испанскими корнями. Жил всегда он открытым домом, деньги без счета тратил, гостей тонкими винами и заморскими фруктами потчевал. И неужели все на казенную зарплату?

Правильно был поставлен вопрос, и начали они с Сергеем Антоновичем копать архивы уже в направлении личных бумаг Липранди. И раскопали. Шифрованные тексты.

С расшифровкой полгода работали лубянские специалисты, а окончательную обработку готовил Волынцев.

Вот здесь, на этом этапе, часть сведений поступала от него Брынцалло, а часть уходила на сторону, Сергею Антоновичу, в личный архив.

Быстро поняли и присутствовавший в бумагах Липранди значок – заштрихованный крест, который означал, что в этих местах Липранди уже потрудился сам, в свою личную пользу. Однако значок этот присутствовал далеко не везде.