– Нет, ребят, она ему не изменяла, но про Николая ты упомянул очень к месту. Она, судя по всему, и в мыслях мужу не изменяла. А ухаживания и домогательства красавца Дантеса были обычными банальностями того времени. Другие, уверенные в своих женах мужья таким, слишком принятым в обществе моментам поведения, большого значения не придавали. Стиль жизни тогдашней – за красивыми женами волочиться. Случалось, конечно, что те отвечали ухажерам взаимностью. И драмы были. Как, например, у самого близкого друга Пушкина – Дельвига, жена которого готова была вообще со всяким. Дельвиг и ушел на тот свет прежде времени, в тридцать два года, именно из-за этой б… Ну ладно, вот Николай I как раз здесь главная в сюжете фигура. Сказки о том, что Николаю никто из женщин не отказывал, подлая в отношении нашей национальности выдумка. И раздували слух о подкладывании Императору жен и дочерей иностранцы, блудливые французские приспособленцы, прежде всего. Некоторые мужья, впрочем, действительно были его интересом к собственным женам рады, потому что это влекло за собой огромные карьерные выгоды. Но Николаю гораздо проще было отказать, чем тому же Наполеону. Наполеоновские адъютанты могли, например, похитить женщину, принудив ее, попросту говоря, претерпеть изнасилование от этого наглого корсиканца. У Николая таких гнусных историй, конечно, никогда не было. И не одна Гончарова ему отказывала. Однако в нее именно он и был по большому мужскому чувству влюблен. И заметьте, после гибели Пушкина Император не позволил себе до любимой женщины домогаться четыре года. Пока Наталья сама не ожила, и они не встретились лоб в лоб в петербургском пассаже в канун Рождества. Оба приехали покупать елочные игрушки.
– Она, значит, уже не первой молодости была?
– Да что ты, Толя! Она 1812 года рождения, за Пушкина вышла на девятнадцатом году от роду. А тут ей всего двадцать девять – девчонка почти, по нашим понятиям. Добавлю, что и когда ей было слишком за сорок, ее иначе, чем красавицей не считали. Самый блеск и расцвет ее – этот 1841 год. И у Николая поехала крыша.
– А может, за него? – предложил я, разливая по рюмкам.
– Сначала за женщин, потом уж за государя, – поправил меня Михаил. – За Наталью Николаевну, мужики!.. А вторая-то у нас, где?
– Не видишь, на холодильнике.
– Так вот, – продолжил Андрей. – Она – женщина свободная, он тоже у своей жены Императрицы Александры Федоровны никогда разрешения не спрашивал. Но завоевывал сердце Натальи, которая опять сделалась главной фигурой дворцовых балов, поболее года.
– Порядочный человек, – кивнул Анатолий, – не торопил. А сколько ему самому тогда было лет?
– Николай 1796 года рождения, стало быть, сорок пять.
– Оба, значит, в соку.
– Да. Вот этот сок, мои дорогие, и дал плод любви. Будущую девочку Александру.
– Какую девочку?! – вздернулись мы все хором. – Почему о ней никто не знает?!
– Успокойтесь. Любой серьезный историк, а тем более пушкинист, прекрасно это знает. Просто цензура не позволяла публично говорить о таких пикантных деталях: Пушкин и Николай I – самые близкие родственники по детской линии. А девочка очень известная. Наталью, в предвидении будущего рождения ребенка, выдали за очень преданного ей потом всю жизнь человека, генерал-майора Петра Ланского, которому карьеру сделали затем вплоть до генерал-губернатора Петербурга. Вот и появилась девочка Александра Ланская, а потом, по замужеству, известная дворянка Арапова. И все всегда прекрасно знали, кто она на самом деле такая.
– Все-таки, несколько обидно за Александра Сергеевича, – насупился Миша.
– Тебе-то что? – здраво рассудил Толя. – Раз от этой истории никто не пострадал?
– А все равно, что-то внутри не так. – Миша посмотрел на вторую бутылку.
– Нет, погодите! – предупреждающе поднял руку Андрей. – Дальше самое важное. Используя предлог бракосочетания Натальи с Ланским, Император подарил ей бесподобный по красоте бриллиантовый фермуар. Это тоже тип ожерелья, но не такого, как наше, а на украшенной мелкими бриллиантами ленте ниспадающая на грудь ансамблевая структура. В ней крупные камни разной величины картинно, так сказать, выстроены. Редкой была красоты штуковина, исключительная ювелирная работа. Цена, разумеется, баснословная. Фермуар Гончаровой после Октябрьской революции за границу не выехал. И здесь конфискован тоже не был. Волынцев с Сергеем Антоновичем долго им занимались и пришли, в конце концов, к выводу, что спрятан он может быть только в одном ампирном особнячке в Замоскворечье. Там немало таких, между Пятницкой и Ордынкой.
– А где именно? – спросил я.
– Особняк построен на месте бывшего купеческого дома сгоревшего в 1812 году. Купец занимался широкой торговлей винами. Причем специализировался на дорогих привозных сортах, которые требуют определенного температурного хранения. Подвалы под этим местом обширные. С поверхности туда сейчас входа нет, давно заровняли асфальтом. А из дома – не может не быть, такое всегда при строительстве предусматривалось.
Решили, что завтра же мы с Анатолием направимся на разведку указанного объекта.