Москва – Багдад

А впечатлений было море, начиная от тех московских, которые предшествовали поездке и тем самым невольной логикой событий были связаны с ней. В мыслях крутились строки из поэмы «Полтава», которую они слушали в исполнении автора перед своим отъездом, и ему трудно было удерживаться от того, чтобы не произносить их вслух. Конечно, ни время года, ни их теперешние настроения, ни текущие заботы, ни события поездки не были созвучны тем строкам, но они с отцом ехали на юг, скоро должны были попасть на исконные казачьи земли. Все это словно оживляло в воображении исторический фон поэмы. И вдохновляло Гордея вспоминать встречу с Пушкиным, наполняло его ощущением большой значимости той давней истории этого края, о которой Александр Сергеевич писал в своих стихах. В памяти Гордея не прекращал звучать тихий, немного хриплый голос гениального поэта, выразительные декламации, перед глазами возникала его хрупкая фигура, порывистые движения, характерные жесты, поза с отставленной назад ногой, вдохновенное лицо с горящим взглядом...

Дарию Глебовичу были понятны отроческие увлечения сына, потому что такова была его мать — интересующаяся не только корсетами и шляпками, но также умными и прекрасными проявлениями человеческого воображения. Особыми талантами создатель ее не наделил: не умела она выдающимся образом музицировать, не пела, не владела кистью, не лучше всех танцевала — но зато как ценила таланты в других! Как понимала она искусство, как проникала в душу творящего человека!

Да он и сам уважал литературу — основу всех искусств. Он охотно вспоминал свою молодость, где потерялась его неожиданная встреча с Пушкиным. Пушкин? Да он его тогда и не знал! Конечно, поэт вырос в Петербурге, а Дарий Глебович был москвичом. Ох, он с удовольствием разделил бы сейчас Гордеевы настроения, но пережитое недавно горе, такое неизбывное, не оставляло душу, угнетало и омрачало его мир, убивало в нем радость и легкость жизни. Никак ему не удавалось сбросить с себя тяжесть утраты, расправить плечи, вздохнуть с облегчением...

Была та смутная пора,

Когда Россия молодая,

В бореньях силы напрягая,

Мужала с гением Петра.

Гордей не заметил, как произнес эти строки вслух. Дарий Глебович даже качнулся от неожиданности, опамятовался от задумчивости и посмотрел на сына. В его сердце вспыхнул огонек нежности и гордости — вот какого умницу родила ему Елизавета. Тут же на глаза набежали слезы, но Дарий Глебович успел их вытереть еще до того, как в его сторону повернулся Гордей и продолжил читать стихи с беспечным видом:

Суровый был в науке славы

Ей дан учитель: не один

Урок нежданный и кровавый

Задал ей шведский паладин.

Но в искушеньях долгой кары,

Перетерпев судеб удары,

Окрепла Русь. Так тяжкий млат,

Дробя стекло, кует булат.

— Ну как, папа, хорошо я читаю из «Полтавы»? — Гордей деликатно отгонял от отца угрюмость, зная, что его игра в поддавки тоске может затянуться надолго и не только повредит здоровью, но и оторвет от Гордея время приятного общения с отцом. — Выучил! Но ты начал говорить о своей поездке на Кавказ, — напомнил парень Дарию Глебовичу. — Расскажешь дальше?

Дарий Глебович отошел от задумчивости

— Так вот я и говорю, что Александр Сергеевич тогда еще был бойким и озорным мальчишкой, — продолжил он. — Правда, только по настроениям, на самом деле он всего на пять лет моложе меня. Но в юности пять-шесть лет много значат.

— О, конечно, — с пониманием поддакнул сын. — Так где вы конкретно встретились?

— В Екатеринославе. Я там остановился на отдых, потому что торопиться меня ничто не вынуждало. Тогда, как и сейчас, бушевал май, был в самом разгаре. Но погода стояла влажная и прохладная. Еще и ветреная. А на тех ветрах сразу высохли продавленные в грязи колеи, комья превратилось в камень, что сделало дороги почти непроходимыми, по крайней мере очень тряскими. Кони падали от усталости, люди мяли бока в поездках, у них затекали ноги от долгого напряженного сиденья. Да. Значит, Пушкин, оказывается, тоже был в этом городе. В южной столице России он ждал конный поезд генерала Раевского, чтобы вместе с ним путешествовать на Кавказ. А тем временем развлекался местными невидалями и успел искупаться в Днепре. Конечно, заработал простуду.

— Чего он туда ехал, разве он был военным?

— Куда? — не понял Дарий Глебович, ибо мысль его летела стремительнее слова и уже успела опередить вспоминаемые события.

— На Кавказ.

— А-а... Нет, конечной целью Пушкина была Бессарабия, куда после посещения Северного Кавказа должен был отправиться и Раевский. Вот Пушкин и ехал с приятной оказией кружным путем, во-первых, ему было интереснее коротать время в дороге со своими хорошими знакомыми. Ведь он дружил с Николаем, младшим сыном генерала, и симпатизировал его красавице-дочке. А во-вторых, так было и надежнее и безопаснее.

— А в Бессарабии что ему надо было? Неужели ехал за материалом для своих произведений?

— И за материалом, конечно, но официально это выглядело как перемещение по делам службы. Хотя после событий с декабристами я лично понял, что это была самая настоящая ссылка.