Это был очень насыщенный передвижениями день и его остаток Гордей провел в своей комнате, где отдыхал и размышлял об увиденном.
На следующий день они пошли в Вифанию, осмотрели пещеру с гробом Лазаря, воскрешенного Иисусом. Пройти туда смогли не все, а только самые отчаянные, потому что надо было передвигаться почти ползком, причем по ступеням, коих было не меньше тридцати. Да еще огнем самостоятельно освещать себе путь. Понятно, что Гордей остался ждать спутников и товарищей наверху.
С версту от сей пещеры находится камень, на коем Иисус сидел, когда Его увидела сестра Лазаря и сказала Ему: «Господи! Аще бы Ты здесь был, не бы умирал брат наш». Им об этом рассказали другие паломники, но наши герои туда не пошли по известной причине — усталости Гордея от ходьбы.
На каждом пятачке земли тут запечатлена история, обросшая сказаниями и мифами, отмеченная памятниками и указателями. Это было интересно и удобно до известной меры, пока не стало его слишком много. А потом начала припоминаться известная русская поговорка: «Что с избытком, то нездраво» — и возникла простая народная ирония.
Вот идут они к потоку Кедрскому мимо захоронения Авессалома, сына Давидова, спрятанного под пирамидальным накрытием.
— Здесь каждый проходящий должен кинуть камень через окно, — научает их проводник.
— Зачем? Там же груда камней соберется.
— Не знаю, так говорят, — смущается проводник. — И так все делают.
— Может, хоть помолиться как-то надо... — ворчит Зубов, но никто ему не отвечает, и он покорно бросает в окно маленький камешек, благо, их тут под ногами полно валяется.
Остальные смотрят на Гордея и ничего не делают.
— Это вообще на христианский обычай не похоже, — раздраженному Гордею что-то не нравится, но он не понимает, что, и хмурится. — Насколько я знаю, только иудеи к камням пристрастие имеют, ими изъясняются... Они даже меру длины такую изобрели, как дальность броска камня. — И вдруг после паузы он останавливается громко заявляет, чтобы слышали все присутствующие: — А-а, теперь я понял, кто на нас с отцом напал, — это были те же любители бросать камни! Как на пророка Иеремию — так и на нас они их набросали! Вы меня поняли?
— Да чего уж не понять... — бубнит Василий Григорьевич, топчась на месте.
А то вдруг проводник говорит им, что они находятся рядом с местом, где стоят гробы израильских царей и знаменитых мужей, а рядом — Силоамская купель, упоминаемая в Евангелии от Иоанна: посоветовал Христос слепому умыться в ней, после чего тот прозрел. Так вот из Силоамской купели якобы обязательно надо попить воды.
Теперь уж Глеб вслед за Гордеем замечает нелогичность здешних ритуалов:
— Но ведь слепой-то не пил, а умывался...
— В микву{13}
вообще окунаться нельзя, ибо это не гигиенично и опасно для здоровья, не то что пить из нее. Кто все это придумывает? — не сдерживается Гордей, и, конечно, они в ту сторону не идут.— Возможно, это емкость для сбора питьевой воды... — бурчит недовольный проводник, впервые встретившийся с негодующими экскурсантами. — Тут есть такие...
— Купель для питьевой воды? И Христос велел в ней умыться больному?! — интонациями своих вопросов Гордей опровергает предположения проводника и тот молча засопел, полагая, что эти люди недовольны именно им.
— Если не платить по памятным местам, то вся Святая Земля захиреет. Сами подумали бы... — наконец рассудительно возразил он.
А то еще им встретилось дерево, до половины заваленное камнями. Проводник остановился возле него, с сомнением посмотрел на своих путешественников, взвешивая, говорить или нет, что оно тоже является местом поклонения.
— Опять? — грозно спрашивает Гордей.
— Да, — с улыбкой говорит проводник.
— Это смоковница, как я понимаю, — дабы разрядить обстановку, говорит Зубов, — разделившаяся надвое от корня. Вот следы разделения, видите? — он показывает рукой на дерево, обнесенное грудой камней, видимо, для укрепления ствола.
— Опять камни, — робко замечает Глеб и смотрит на ухмыляющегося отца.
— Рассказывай уж, послушаем и заплатим, — добреет Гордей, сожалея, что не к месту подал сыну пример иронии.
— На ветвях той смоковницы, что росла и цвела на этом месте раньше, нечестивый царь Манассия велел распилить деревянною пилой столетнего старца Исаию, не пощадив в нем ни крови царской, ни божественного духа, — заученно проговорил проводник.
— Не на этой? — уточняет Гордей.
— Под ее ветвями...
— Понятно, — серьезно констатирует Гордей. — Значит эта — просто свидетельница.
Последним, куда они хотели обязательно попасть, был Храм Рождества в Вифлееме, но туда было далеко, около десяти верст, так что пришлось брать верблюдов.
Набравшись сил, в один из дней через Давидовы врата они маленьким караваном покинули пределы Иерусалима, спустились в долину, из которой потом долго созерцали его окрестности и обсуждали их, затем оставили позади плотину и пошли равниной. Дорога петляла между обработанными полями, и их зелень придавала много свежести южным окрестностям великого города.