Москва и мертвичи

– Иногда, чтобы город спал спокойно и в безопасности, надо принести в жертву одну паршивую овцу. Товарищ на потолке честно подписался на исполнение Пакта. Один раз пожрет, и на пять лет хватит. За последние восемьдесят лет, кажется, не нарушал.

– Стойте, что? Это же живой человек! Как вы его без суда?

– А суд был. Он и так не жилец. Виктор Чуплинский, осужден на пожизненное. Двенадцать лет в «Вологодском пятаке». Маньяк из Нижегородской области, предпочитал женщин. По его собственным рассказам, жертв должно было быть сорок четыре, на вопрос, откуда такая цифра, загадочно улыбался. Дошел до тридцати, взяли с поличным. Рассказать, что делал с жертвами?

– Спасибо, избавьте. Восемьдесят лет!? Значит, вы только этому скормили шестнадцать человек? И сколько таких у вас?

Филатов проигнорировал.

– Ты лучше посмотри, сколько в стране без следа пропадает каждый год. Это же не мы с улицы хватаем…

Чуплинский стал растирать затекшие от наручников запястья, опасливо оглядывая комнату. Тварь на потолке он не замечал, она медленно поползла из угла помещения в сторону жертвы.

– Пойми, А… Игнатова, в общем. Наш мирок совсем хрупкий. Ты могла об этом задуматься, еще работая в комитете. Сталкиваясь с судами, чиновниками, преступниками. Иногда там кажется… что все работает по инерции, на тех, кто молча тянет свою лямку. Дай маленький толчок – и вся система посыплется. Было такое?

Она кивнула. Маньяк начал искать дверь, ощупывая стены. Крикнул и спросил, есть ли кто. В его движениях появились нотки напряженности, страха, он не понимал, что происходит.

– Работая в МПД, осознаешь, что все еще страшнее. Есть чертова прорва чудовищ, для которых мы, люди, – просто корм. Министерство – тончайшая прослойка между двумя мирами, мы вечно ведем неравный бой, мы вечно в меньшинстве. Мы до сих пор ни хрена о них не знаем. Еле поддерживаем подобие порядка в огромной стране. И такими методами тоже. У нас сраный договорняк, заключенный предками, с невнятным и нестабильным образованием, которым является Черный Кремль, он ведь даже не всех тварей контролирует. Двести с лишним лет мы живем с ними в подобии мира, но дай толчок…

Тварь была уже над головой у Чуплинского. Она дьявольски засмеялась, а будущий корм в панике завертел головой, ища источник шума.

– Всей этой Москвы с ее лоском… всей страны… ничего не будет. Сожрут.

Монстр спрыгнул с потолка за спиной у маньяка. Одно молниеносное движение – и красная когтистая лапа вышла из груди человека с зажатым в когтях сердцем. Другая лапа подтянула тело к себе и начала рвать мясо.

– Поэтому иногда мы проявляем жестокость.

Агафья смотрела на ужасную сцену и не могла оторваться. Где-то в глубине души ей даже нравилось происходящее, отчего становилось еще страшней. Филатов тоже не сводил взгляд с творящегося за стеклом.

– Подумай о том, насколько все серьезно и какой ценой достигается. Ты не в сказке. И еще. С этого дня твое обучение закончено, завтра будет своего рода «выход в свет». Остаток дня сегодня будет свободным, проветрись.

Монстр открутил трупу голову и принялся пить медленно вытекающую из нее свежую кровь, как из кубка, подставив под алые струи высунутый язык.

* * *

На следующий день ей устроили проверку: первое задание, когда она должна была выйти в город под надзором старших, столкнуться с потусторонней Москвой и решить не связанное с угрозой жизни людей дело. У Белорусского вокзала один из сотрудников МПД недавно видел правонарушение, но торопился по делам важного расследования и не успел вмешаться.

Она приехала на кольцевую «Белорусскую» во второй половине дня: люди двигались траекториями десятков направлений, сталкиваясь и сбивая друг друга с ног, звенел катающийся по кругу трамвай, мусорные урны были переполнены пакетами из соседнего фастфуда, а машины уже начинали собираться в пробки. На карнизе «античного» вестибюля сидел гадкий орлик и взирал на броуновское движение привокзальной площади.

– А бадюлю можно считать гастролером? – спросила Агафья с утра у Питона. – Она опасная?

– Ну у нас же с Белоруссией Союзное государство. Вроде как и наш гражданин, и нет, неопасная, – отвечал Питон с каменным лицом, и Агафья не поняла, шутит он или нет.

Вокзалы никогда не были самыми приятными местами столицы, но вокруг Белорусского в последние месяцы творилось что-то невообразимое, не наблюдаемое здесь с девяностых. По специфичности публики место теперь обходило площадь трех вокзалов.

Бомжи и алкоголики лежали тут штабелями на каждом углу, воняли, мусорили, блевали и матерились на прохожих. Многократно выросло число бродяг, побирушек и карманников. Такое соседство, само собой, не нравилось обитателям элитных офисов, торговых центров и апартаментов, выросших вокруг площади. Проблему обсуждали в газетах, соцсетях, проводили облавы, по слухам, в какой-то момент власти и вовсе собрали всех бомжей и вывезли за сто первый километр. Но… Буквально в течение нескольких дней их места занимали уже новые маргинальные элементы.