Москва и Орда

1399 г.). Очевидно, что упоминание "войны с царем" может иметь в виду только события 1382 г., когда действительно "сам царь" явился с войском в Северо-Восточную Русь, и московские князья, хотя и не приняли генерального сражения, оказали ему вооруженное сопротивле ние. Следовательно, пункт договора 1399 г. о возможных последствиях войны московского князя, от лица которого исходит грамота, с царем взят из докончания Михаила Александровича и Дмитрия Ивановича, заключенного после похода Тохтамыша. Нарушение Михаилом обязательства не претендовать на великое княжение и неясная после смерти Василия Михайловича судьба Кашина требовали обновления договора. Датировать это не дошедшее до нас московско-тверское докончание следует, скорее всего, 1384 г., временем вскоре после возвращения Михаила из Орды, где Тохтамыш отказался отдать ему великое княжение владимирское, но, очевидно, предоставил право на выморочное Кашинское княжество и дал санкцию на независимость Твери от московского князя. Михаил вынужден был подтвердить свой отказ от претензий на великое княжение, а Дмитрию пришлось признать равный статус тверского князя и его права на Кашин.

Примечательно, как в целом сказано в договоре 1399 г. (а следовательно, очень вероятно, уже в 1384 г.) об отношениях с Ордой: "А быти нам, брате, на татары, и на Литву, и на немци, и на ляхи зао-динъ. А по грехомъ, пойдет на нас (т. е. на московских князей. — А.Г.) царь ратию, или рать татарьская, а всяду на конь самъ и своею братьею, и тобе, брате, послати ко мне на помочь свои два сына да два бра-танича, а сына ти одного у собя оставити… А что есмя воевал со царем, а положит на нас в том царь виноу, и тобе, брате, в том намъ не дата ничего, ни твоим детем, ни твоим внучатом, а в том намъ самимъ ведатися". С одной стороны, оборонительная война с татарами, в том числе и с их царем, воспринимается как само собой разумеющееся дело. С другой стороны, наступательные действия (как в договоре 1375 г.) не предусматриваются, и разграничиваются два варианта татарских походов: просто "рать татарская" и поход, возглавляемый самим царем. Война с царем, несмотря на ее допустимость, расценивается как провинность перед сюзереном, за которую тот вправе потребовать особую плату ("вина" в данном случае имеет смысл именно платы за вину, т. е. штрафа за совершенную провинность).

Сопоставление "ордынских статей" договоров 1375 г. с Тверью,

1381 г. с Рязанью и 1399 (1384) гг. с Тверью показывает "медленное отступление" с позиции, занятой после "розмирья" с узурпатором-

Мамаем: от допустимости наступательных действий против Орды через формулировку общего характера (с уклоном в оборону) к чисто оборонительному соглашению. Тем не менее, это отступление не было возвратом к ситуации, существовавшей до "замятии": война с татарами рассматривается в общем ряду с войной против других иноземных соседей.

Таким образом, поход Тохтамыша, при всей тяжести понесенного Москвой удара, не был катастрофой. С политической точки зрения он не привел к капитуляции Москвы, а лишь несколько ослабил ее влияние в русских землях. Что касается сферы общественного сознания, то неподчинение великого князя Дмитрия узурпатору Мамаю еще не привело к сознательному отрицанию верховенства ордынского царя. С приходом к власти в Орде законного правителя, правда, была предпринята осторожная попытка построить с ним отношения, не прибегая к уплате выхода (формальное признание верховенства, но без фактического подчинения). Война 1382 г. привела к срыву этой попытки, но данный факт не оставил непоправимо тяжелого следа в мировосприятии: фактически было восстановлено "нормальное" положение — законному царю подчиняться и платить дань не зазорно.

Несмотря на то, что в 1384 г., явно для погашения взятых Москвой обязательств по уплате выхода, собиралась "дань тяжелая", Василий Дмитриевич продолжал удерживаться в Орде: вероятно, Тохтамыш опасался новых проявлений нелояльности со стороны Дмитрия Донского. В конце 1385 г. Василий сумел бежать в Подолию, оттуда перебрался в Литву и 19 января 1388 г. вернулся в Москву. После этого великий князь почувствовал себя раскованнее и сразу же вмешался в нижегородские дела, до этого находившиеся под контролем Тохтамыша.