Москва и Восточная Европа. Национально-территориальные проблемы и положение меньшинств в странах региона. События. Факты. Оценки

Выкристаллизовавшиеся к началу ХХ в. различия во взглядах на национальное государство и нацию делали весьма проблематичным приемлемое для заинтересованных сторон международно-правовое решение национального вопроса. Но главным препятствием было нежелание великих держав идти на нарушение существовавшего в Центральной Европе стратегического равновесия как основы общеевропейской стабильности. Дело в том, что наиболее острым национальный вопрос был в этот период в многонациональных европейских монархиях, связанных между собой договорами о разделе Речи Посполитой и переделом польских земель на Венском конгрессе. Неразрешимость ключевого для Центральной Европы польского национального вопроса без самых серьезных для мира на континенте последствий хорошо понимали политики. С. Д. Сазонов, министр иностранных дел России в 1910–1916 гг., так излагал видение этой проблемы Петербургом: «О восстановлении польской независимости до Великой войны, очевидно, не могло быть и речи. Такое радикальное разрешение польского вопроса <…> было невыполнимо, потому что послужило бы опасным прецедентом для Финляндии, имеющей первостепенное значение с точки зрения обороны столицы и всей северной России. Помимо этого, отказ России от Царства Польского привел бы нас весьма вероятно к войне с Германией, владевшей значительной частью коренного польского населения, в отношении которого она не допускала никакого компромисса»[4]. Экс-канцлер Теобальд фон Бетман-Гольвег привел в мемуарах оценку Бисмарком возможных последствий войны с Россией, с которой он солидаризировался: война была бы большим несчастьем для Германии, которая ничего от нее не получила бы, даже компенсации собственных расходов, но зато была бы вынуждена восстановить Польшу до Двины и до Днепра[5].

Многие годы фрондировавшая перед Россией по польскому вопросу Франция после поражения от Пруссии в поисках союзника против Германии отказалась от будирования этой проблемы на международной арене. Великобритания, сталкивавшаяся с активным проникновением России в азиатские регионы, прилегающие к Индии, была заинтересована в сохранении общей российско-германской границы. Объединившаяся Италия была слишком слаба не только для постановки общеевропейских проблем, но даже для возвращения оставшихся у Австрии территорий с итальянским населением.

В этих условиях единственным регионом в Европе, где при создании новых государств теоретически мог быть применен национальный принцип, оставались турецкие Балканы. Здесь великие державы обладали значительной свободой действий в деле государственно-территориального переустройства. Содержание территориальных статей Сан-Стефанского прелиминарного мирного договора 1878 г. внешне перекликалось с принципом права национальностей. Вновь создающемуся болгарскому государству должны были отойти все провинции, большинство населения которых, по господствовавшему тогда в Европе убеждению, составляли болгары. Но в действительности позиция России (которая не забывала о собственных стратегических приоритетах) базировалась на сложившемся к этому времени церковно-административном делении на Балканах. Территория Болгарского княжества определялась с учетом существовавших на тот момент границ болгарского экзархата, т. е. фактора, в конечном счете, религиозного, а не национального.

Под нажимом других держав Берлинский договор 1878 г. был заключен на основании традиционных принципов международных отношений: стратегического равновесия и соблюдения интересов держав и коалиций. Но он содержал одно не встречавшееся ранее постановление: в ст. 4 равные с болгарами политические права гарантировались не только мусульманскому, но и православному греческому и румынскому населению Болгарского княжества[6]. Такой подход можно рассматривать как прообраз международной защиты прав меньшинств по национальному признаку. При этом договор содержал также традиционные статьи о равенстве всех граждан Болгарии, Черногории и Сербии независимо от различий в верованиях и исповеданиях.

Вплоть до Великой войны международные отношения строились без учета национального принципа. Лондонский, Бухарестский и Константинопольский мирные договоры 1913 г. по-прежнему фиксировали право на международную защиту по конфессиональному признаку.