Реализация идеи создания специальной партшколы для эмигрантов в Москве была, видимо, на какое-то время оставлена, и в записке говорилось об организации партийно-политической учебы для эмигрантов на местной базе. В СССР кроме 30 студентов-эмигрантов, обучающихся в высших учебных заведениях Москвы и Ленинграда, 5 чел. училось в заочной Высшей партшколе при ЦК ВКП(б), три человека – в Высшей школе профдвижения, 4 – в Московском вечернем университете марксизма-ленинизма. На 1952 г. планировалось обеспечить подготовку «партийно-политических работников для нужд югославской политической эмиграции». Речь шла о том, чтобы направить на учебу в партшколы новую группу «проверенных и активных политэмигрантов». Вероятно, партшколы, упоминаемые в документе, были обычными партийными учебными заведениями, входящими в структуру партийного образования ВКП(б) или компартий других стран советского блока.
В качестве серьезной задачи координационный центр планировал проведение учетно-кадровой работы во всех группах эмигрантов, поскольку их состав постоянно пополнялся новыми членами с не всегда ясным прошлым. Проведенная, например, в Румынии специальной комиссией проверка выявила в рядах политэмигрантов значительное число «скрытых агентов охранки Ранковича». В группе из 164 чел. таковых оказалось 65. Подобную проверку и чистку кадров координационный центр планировал провести в 1952 г. и в других странах «народной демократии». Судьба выявленных «агентов», как в Румынии, так и других странах, осталась неизвестной[151]
.Активность центра и его руководителей не ограничивалась правильным партийным «воспитанием» эмигрантов и распространением пропагандистской литературы в Югославии. В мае 1952 г. министр иностранных дел А. Я. Вышинский направил Сталину письмо с информацией от советского посла в Албании К. Д. Левычкина, которому Э. Ходжа сообщил о просьбе координационного центра и его руководителя Попиводы включить в состав албанской народной армии и органы МВД группу югославских политэмигрантов. Цель – обеспечить их военную и специальную оперативную подготовку в качестве руководящих кадров для организации борьбы с режимом Тито. Руководитель албанского государства ответил на эту просьбу отрицательно и предложил рассмотреть возможность создания в стране специальных курсов для военной подготовки «наиболее проверенных югославских эмигрантов». Обращение Ходжи за советом в Москву завершилось принятием постановления ЦК ВКП(б), которое повторяло предложение Ходжи слово в слово: «В Москве согласны с мнением Энвера Ходжи о нецелесообразности включения югославских эмигрантов в ряды албанской армии и органы МВД и о возможности организации в Албании специальных курсов для военной подготовки наиболее подготовленных югославских эмигрантов»[152]
.Просьба руководства центра, адресованная Ходже, выглядит как некий самостоятельный шаг, не согласованный с ВПК ЦК ВКП(б), если не иметь в виду, что это ведомство Суслова полностью контролировало деятельность центра. В таком случае инициатива Попиводы должна была обсуждаться по крайней мере с основным куратором центра В. Г. Григорьяном и получить его одобрение. Не исключено, что Попивода, напомнив, что Белград отозвал своих военных специалистов из Албании еще в 1948 г., предложил именно таким образом произвести «восстановление» института югославских военных советников в албанской армии, но Ходжа сумел разгадать его замысел. Известно, что сербы к тому же почти всегда относились к албанцам как к объекту своей политики. С подобной просьбой Попивода не осмелился больше обратиться ни к одному из руководителей стран «народной демократии».
Во второй половине января 1952 г. в Бухаресте состоялось очередное совещание представителей югославской политэмиграции, которое призвало на этот раз уже всех югославских патриотов «объединяться в единый освободительный фронт народов Югославии». Политической платформой фронта, основанной на выводах последней резолюции Информбюро, должен был стать лозунг борьбы за мир, свободу и независимость Югославии от империалистов, за «ликвидацию фашистского режима Тито и установление народно-демократического строя в Югославии». Говорилось о последующем ее возвращении в демократический лагерь и «на путь дружбы и сотрудничества с Советским Союзом и странами народной демократии». Руководство политэмиграции, ожидая открытой поддержки Кремля, вновь подняло вопрос о создании «верной марксизму-ленинизму и принципам пролетарского интернационализма подлинной коммунистической партии», что было объявлено главным условием осуществления программы «единого фронта». Совещание в своей резолюции призвало всех югославских «патриотов» объединиться для решения этой основной задачи[153]
. На фоне бравурных заявлений и резолюций актуализировался вопрос о ситуации в руководстве эмигрантским движением, где уже не первый год происходили трения, возникали разногласия при принятии основных решений.