Москва и жизнь

Знайте: дорога к свободе — она не бывает короткой.
Множество граждан в войне той страна потеряла.
Нет тех двухсот городов, что вассалами нашими были.
Деньги казны с олигархами вместе уплыли.
Спарта давно уж мечтает от нас отделиться.
Дарий с Востока походом военным грозится.
Чтоб накормить афинян, почти все покупаем.
Деньги давно уж не те мы за экспорт олив получаем.
Скуден бюджет, тяжелы государства проблемы.
Я вам назвал только самые жгучие темы.
В общем и в целом назрели, друзья, перемены.

Оставив пост в союзном правительстве и вернувшись «на уровень города», я обрадовался двум обстоятельствам. Во-первых, предстояло работать не с Силаевым, а с Поповым, и я не сомневался, что с ним-то мы доведем начатое до конца. Во-вторых, по российской традиции именно столица должна выступать в авангарде структурной перестройки советского общества. Ведь победа над путчем создала лишь предпосылки для его изменения. Она ликвидировала власть КПСС. Но вся толща социализма как строя, основанного на государственной собственности, — осталась. И как его переделывать, не знал пока что никто.

Вот почему главным в нашей программе считался пункт о приватизации. Октябрьская революция отняла частную собственность и вручила ее государству. Теперь предстояло вернуть ее обратно.

Казалось бы, после августа никаких проблем с этим делом быть не должно. Необходимые законы как-никак приняты. На всех должностях — «демократы» или готовые к новациям представители старых хозяйственных структур. На любом совещании по вопросам приватизации царит удивительное единодушие. А на практике — ничего. Ни одной заявки. Ни от магазина, ни от химчистки, ни от обувной мастерской.

Странная ситуация требовала терпения и выдержки. Собираю руководителей торговли: «Почему не хотите приватизироваться?» Ответ: «Хотим!» — «Так что же мешает-то?» Выясняется, ничего, кроме мелких, легко устранимых формальностей. Договариваемся. Расходимся. И опять — все по-прежнему.

Вызываю министра московской торговли Владимира Карнаухова: «Слушай, что тебе мешает? Ты ведь согласился с необходимостью приватизации? Ездил на Запад, видел, что частник работает эффективнее, если ему создать условия…» Ответ: «Видел. Знаю. Но город еще не готов. Нет фермеров. Нет оптовых рынков. Как я буду обеспечивать магазины? Пока они государственные, я хоть что-то туда завезу…»

Договариваемся срочно сделать оптовые рынки. Начинается работа. И тут же опять замирает. Не поймешь почему. Выяснилась ситуация, для «демократов» неожиданная. До сих пор они боролись на уровне программ, убеждений, лозунгов. Привыкли видеть противника в открытой борьбе за голоса избирателей. Теперь перед ними оказались совсем не идейные консерваторы, а простые советские люди: директор магазина, развращенный социализмом (ибо привык, подворовывая, получать больше, чем частник, и не надо ему этой чертовой собственности, ради которой придется вставать в три утра, искать свежий товар, привлекать покупателя); директор парикмахерской, в которой грязь и почему-то полно тараканов.

Все эти люди не были идеологическими противниками. Они, может быть, даже голосовали за «рынок». Теоретически никто из них не любил социализм. Но «вторая русская революция», справившись с властными структурами, уперлась теперь именно в них.

Попов попросил меня предупредить директоров магазинов, парикмахерских, прачечных, что если до 5 декабря 1991 года они не подадут заявок на приватизацию, то их предприятия (в соответствии с законом) будут выставлены на аукцион. Результат оказался таким, как и предполагалось: к 5 декабря мы получили восемь с половиной тысяч заявок. Разумеется, это была отнюдь не классическая приватизация. Хозяином тут становился не частник, а все тот же социалистический «трудовой коллектив». Стимулом, побуждающим выкупать предприятие, была не жажда победить в конкурентной борьбе, а страх потерять работу.