Москва Икс

Он протянул два ключа на стальном кольце с деревянной биркой и ушел. Сурен поднялся по лестнице наверх, на второй ярус надстройки, где находились каюты моряков, остановился перед двенадцатой дверью, достал ключи и переступил порог. Это, конечно, не номер в валютной гостинице «Интурист», но для уборщика вполне приличная комнатенка: узенькая девичья кровать, шкафчик для личных вещей, столик со стулом возле круглого иллюминатора, даже книжная полка. За хлипкой дверцей умывальник и унитаз, душ здесь общий, в конце коридора.

Он снял плащ и пиджак, повесил их в шкаф, переоделся в казенные штаны и матерчатую куртку, открыл рюкзак, вытащил пустой акушерский саквояж и пинком ноги загнал его под кровать. Затем рассовал вещи по полкам, положил на столик пакет с бутербродами и резиновую грелку с водкой. Встал перед зеркалом, пригладил расческой волосы.

— Что ж, поздравляю с началом трудовой деятельности, — сказал он своему отражению. — И с новосельем.

Он сел за столик возле иллюминатора и стал штудировать машинописные листки с наставлениями уборщику.

Глава 3

Команда «Академика Виноградова» собралась на судне в шесть утра, по радио обещали теплую и влажную погоду, с воды на город шел туман, матросы и мотористы сначала разбрелись по каютам, переоделись в рабочую одежду, что принесли из дома, а не в казенные лохмотья, рассовали по полкам вещи и попрятали водку. Свободные от вахты, взялись за карты или дремали в каютах, другие курили на корме, о чем-то переговаривались, поглядывали на новичков, буфетчика Кузнецова и дневального Бондаря, и, кажется, посмеивались.

Сурена на палубе не было, он ночевал на судне, и едва рассвело убирался на верхних уровнях, где каюты начальства, и на «последнем этаже», на капитанском мостике. Это, по здешним меркам, здоровое помещение, пожалуй, можно прокатиться на велосипеде или станцевать вальс. Иллюминаторы высокие, прямоугольные, и в пасмурный дождливый день много света, рулевого колеса нет, два кресла перед пультом управления, на нем экраны — больше, чем у цветного телевизора последней модели, переключатели и кнопки, зеленые, белые и красные, датчики с круглыми дисплеями.

С этой высоты палуба как на ладони, виден судовой кран, контейнеры в два яруса, стоявшие на носу, ближе к надстройке, бочки с дизельным топливом, закрепленные стальными тросами. Мелкий дождик, зарядивший с ночи, еще продолжатся, слабый ветер пытается разогнать туман, но ему это оказалось не по силам. Сурен протер приборы и панель управления влажной тряпкой, затем сухим полотенцем. Сходил в туалет, поменял воду в ведре, добавил какой-то голубой жидкости, прошелся тряпкой по полу, и без того безупречно чистому, вышел в коридор и стал пылесосить ковровые дорожки. Потом завернул в радиорубку, наскоро протер пол.

Он работал без остановки, и только к полудню управился, но тут явился Свиридов Глеб Иванович, старший помощник капитана, позвал уборщика в каюту и ласково спросил:

— Ты, у меня еще не начинал?

— Никак нет, — по-военному ответил Сурен, он оставил тележку с чистящими средствами и тряпками в коридоре, и теперь стоял возле двери, переминаясь с ноги на ногу, и думал, как бы тележка не укатилась в другой конец коридора, тогда разольются бутылки с моющими средствами. — Вашу каюту первой убрал.

— А по виду не скажешь. Грязновато.

Старпом распахнул дверцы шкафа, неторопливо снял фуражку и плащ, остался в черных брюках и синем кителе, похожем на кители морских офицеров, на плечах погончики, но не со звездочками, а со знаками должностного различия, на груди одиноко блестела медаль к 100-летию со дня рождения Ленина. Видно, награды и почетные знаки, полученные за долгую службу в Госбезопасности, он хранил дома под замком.

— А теперь, друг ситный, подойди ближе. Сделай вдох и дыхни.

Сурену, как в прошлый раз, показалось, что перед глазами поплыл розовый туман, руки задрожали, кажется, теперь он был готов свернуть шею этому уроду, которому нравится издеваться над людьми. Нетвердой походкой Сурен приблизился к старпому, дыхнул ему в лицо. Тот чутко повел носом, стараясь уловить запах спиртного, ноздри трепетали, а глаза были полузакрыты, — но старпом ничего не почувствовал, отступил назад.

— Черти чем от тебя несет, — сказал он. — Сладостью какой-то. Наверное, портвейн конфетами заедал?

— Никак нет, не пил.

Свиридов был разочарован результатом проверки.

— Что ж, как говориться: исправленному верить. Но лично я тебе, — почему-то не верю. Днем ты, может, еще как-то держишься. Из последних сил. А ночью наверняка квасишь под одеялом. Потому что горбатого могила исправит, — он сделал ударение на слове «могила», произнеся его медленно с особой интонацией и по слогам. — Ладно, как говориться: не пойман, — не вор. Но когда поймаю, — пощады не жди. Вон, смотри, пыль на серванте. И на полированном столе разводы от грязной тряпки. Убрать немедленно.