Москва купеческая

Таким же был и граф Андрей Александрович Бобринский – одна из замечательнейших фигур на фоне Совета съездов. Конечно, А. А. был человеком другого мира, другого прошлого, других традиций, но в Совете съездов, где он занимал место товарища председателя, он был своим человеком, как давний председатель Всероссийского общества сахарозаводчиков. Это был человек тонкой и глубокой культуры и редкой внутренней чистоты и светлости – подлинный старый русский барин, в лучшем смысле этого слова. Мало кто пользовался таким единодушным уважением. Разумеется, и он был на стороне тех, кто «воевать» с Москвой не собирался.

К этой группе надо еще причислить инженера Дмитрия Петровича Кандаурова – отца русского консула в Париже. Это был человек старой складки, вне всяких споров и разногласий, державшийся со всеми доброжелательно, в особенности как старший к младшим. Мне он очень помог быстрее освоиться с петербургским климатом.

Не буду останавливаться на тех, кто хотел походом идти против Москвы и всего московского. Во-первых, это был П. О. Гукасов, человек очень важный, загадочный и малодоброжелательный; во-вторых, инженер Н. Н. Изнар, который не выносил Москву за ее «политику».

Говоря о деятелях Совета съездов, не могу обойти молчанием еще одну выдающуюся фигуру – В. В. Жуковского. Вряд ли помнят его в современной Польше, но было бы слишком несправедливым, если бы его имя оказалось совсем забытым.

Владислав Владиславович Жуковский был инженер, участник целого ряда правлений русских и польских металлургических обществ, в частности – крупнейшего Общества Брянских заводов в Екатеринославе. Кроме того, он был членом Государственной думы, где председательствовал в группе «Польское коло». Это был прирожденный общественный деятель, всесторонне образованный, с европейским кругозором. Он хорошо говорил, безукоризненно председательствовал, отлично владел пером и мог с большим искусством организовать коллективную работу. Известное издание съездов – «Промышленность и торговля в законодательных учреждениях» – многим ему обязано. Не было вопроса, проходившего через Совет съездов, где бы не чувствовалось, что он по этому поводу думает, и он сразу находил ту линию, по которой дело должно было следовать далее.

В личном обращении это был образец (как и подобает сыну Речи Посполитой) европейской вежливости. Для его характеристики приведу один эпизод, вызвавший в свое время немало смеха, касающийся также отношений Москвы и Петербурга.

Был один съезд, на котором предстояло председательствовать Г. А. Крестовникову. По крайней мере, так решили в Петербурге и направили в Москву соответствующие приглашения. Все было сделано, как подобает, но отклик Москвы (не в первый раз) оказался отрицательным. В чем было дело, не помню. Вероятно, и не знал, так как в то время еще не был посвящен в «секреты богов». Как бы то ни было, Крестовников отказался, сославшись на болезнь жены, – ссылка неубедительная, так как Юлия Тимофеевна Крестовникова вообще была женщина болезненная. Но Г. А. не только не поехал сам: на этом съезде Москва была вообще представлена очень слабо, и не звездами первой величины.

Я был на этом съезде (совещательным членом). Нельзя было не заметить, что петербуржцы затаили обиду, но к тем немногим москвичам, которые явились, любезность была изысканная. На съезде председательствовал председатель Совета горных инженеров, член Государственного совета Н. С. Авдаков, один из возглавителей южных горнопромышленников. Все шло надлежащим порядком, и съезд благополучно приблизился к концу.

Обычно в последний день съезда устраивался банкет. Было так и на этот раз. Народу было много – все больше петербуржцы. Из москвичей, помню, был еще Савва Ник. Мамонтов, так же, как и я, «совещательный». Это обстоятельство не помешало посадить нас на очень почетные места. За банкетом, как полагается, были тосты; один из них – за приглашенного, но не приехавшего Г. А. Крестовникова. Тост этот надлежало произнести В. В. Жуковскому. Он начал в довольно минорном тоне, говоря о том, как грустно узнать, что имеются больные в семье одного из видных участников организации; предложил выразить сочувствие и послать телеграмму. Потом, сразу изменив тон, сказал: «А все-таки, как хорошо, когда есть свой председатель: и сам-то он здоров, и жена у него здорова, и все у него здоровы, и сам он тут и, когда нужно, сидит и председательствует».

Речь имела шумный успех, а рядом со мной сидевший С. Г. Лианозов сказал мне: «Павел Афанасьевич, вы много меня моложе, но вряд ли когда услышите такую изящную и такую злую речь». С. Г. был прав: не довелось услышать.