Москва купеческая

Из не московских, а общероссийских промышленных объединений представители Первопрестольной столицы входили в организацию Всероссийских съездов представителей промышленности и торговли. Я говорил уже немало и об этой крупнейшей русской группировке, и об истории ее образования, в частности о том, что когда после 1905 года стал на очередь вопрос о необходимости объединить торговлю и промышленность в общеимперском масштабе, то Москва этой задачи не выполнила. Не важно, хотела она или не хотела, сумела или не сумела, – важно, что этот вопрос был разрешен в Петербурге и Петербургом, и к тому же при весьма скромном участии представителей московских группировок. Правда, впоследствии москвичи были и на съездах, и в составе руководящих органов, но по существу положение оставалось прежним: Москва, если официально не была вне общероссийского объединения, то, по существу, почти никакого участия в его жизни не принимала, и даже, более того, почти не интересовалась его существованием. Все это относится, конечно, прежде всего к Биржевому комитету.

Трудно сказать, является эта рознь между петербургскими и московскими группировками лишь проявлением обычного спора между Северной и Первопрестольной столицами или, наоборот, были какие-либо особые внутренние причины, которые вызывали несогласие между двумя промышленными центрами, между двумя методами общественной и промышленной работы. Вероятно, было и то и другое, но, как бы то ни было, их отношения нельзя назвать хорошими. И нужно быть справедливым: со стороны московских деятелей враждебность чувствовалась сильнее. Нельзя сказать, что в Петербурге были лишь «чиновники», а в Москве «хозяева»: в Совете съездов среди главных руководителей был ряд «хозяев» в подлинном, московском смысле этого слова. Таковыми были П. О. Гукасов и гр. А. А. Бобринский, и даже, в известном смысле, С. Г. Лианозов. Но на них всех был другой отпечаток, откровенно говоря, отпечаток этот был в сильной степени «европейский».

Постоянно бывая на съездах, я довольно быстро ознакомился с обстановкой и завязал много личных «добрых отношений». Видимо, в Петербурге пригляделись и ко мне и не удивлялись моей усидчивости, а другие – те, кому нужно было бывать «по должности», бывали не всегда: не очень-то любили москвичи ездить в Петербург.

Нельзя сказать, чтобы эта рознь между Москвой и Петербургом не вызывала у некоторых стремления найти какое-то согласование, найти общий язык и устранить вредные трения. И опять-таки приходится сказать, что это течение шло с севера, а не из Москвы; в Первопрестольной оно встречало мало откликов. В Петербурге был ряд лиц, стремившихся создать какое-то единство, справедливо осуждая эту малообоснованную московскую подозрительность и даже враждебность. В борьбе с этим явлением они всегда старались использовать и привести в свою веру тех отдельных москвичей, которые появлялись на съездах. В числе этих лиц одно из самых первых мест занимал С. Г. Лианозов.

Уже в то время он имел крупную позицию в русской нефтяной промышленности: он был председателем русско-английской нефтяной корпорации и единственным, чьи акции котировались на Парижской бирже. Лианозовское нефтяное предприятие было одно из самых старых в России.

На первый взгляд С. Г. был малозаметен: невысокого роста, может быть, несколько даже застенчивый, говоривший просто, без «ораторского красноречия». Но за этим скрывались знание дела, большая ясность ума и необычайное умение подойти к собеседнику. Источником этого умения была благожелательность, с которой он вообще относился к людям и которая располагала к нему тех, с кем ему приходилось общаться.

Я говорил уже, что С. Г. считал себя в известной степени москвичом и имел, конечно, к тому основание. Во всяком случае, ему «сам Бог велел» явиться одним из связующих звеньев между воюющими сторонами, и эта роль ему удавалась. Мы быстро с ним сблизились; он всегда очень ценил отсутствие предвзятой враждебности.

Тех же примерно настроений был и Павел Андреевич Тикстон, один из выдающихся деятелей и в Совете съездов, и вообще в русской организованной промышленности. П. А. играл заметную роль: в то время он был руководителем синдиката «Продамета» (продажа металлов с южных заводов). По происхождению он был англичанин, и это очень на нем сказывалось. В своем некрологе Н. А. Тэффи назвала его «первый русский джентльмен». Не знаю, был ли он первым, но джентльменом, несомненно, был. И это его какое-то внутреннее благородство весьма на всех действовало. Он никак не мог признать целесообразности войны «на пустом месте». Обладая большой силой убеждения, именно своей непредвзятостью, он обычно говорил: «Может быть, вы и правы, тогда убедите меня в этом. Но если вы этого не сумеете, то не мешайте мне вас убедить», – и часто последнее ему удавалось. Во всех попытках сближения противников П. А. всегда был одним из первых.