– Очень просто. Вызвать эту Феррари в офис, сесть втроем в переговорной: вы, я и она. Вы говорите, что дешево продали ей квартиру, нарисовался другой покупатель, круче нее, агентство вправе отмотать сделку назад, вернуть ей деньги, я в это время за соседним столом разбираю и чищу пистолет. Оказываем на нее морально-психологическое давление с двух сторон. Никуда не денется, добавит сразу.
Так и хочется сказать: «Ну ты совсем идиот». Но нельзя. Надо блюсти имидж руководителя. Сама приняла его на трехмесячный испытательный срок, до конца которого еще две недели. (Иолантов уже как-то раз разбирал и чистил пистолет в агентстве, собрав вокруг себя весь мой коллектив, с упоением рассказывая про затвор, предохранитель, защелку магазина и кнопку извлечения баллона, набирая таким образом, как ему казалось, очки в глазах коллектива).
– Прекрасный план. Вообще-то это статья УК РФ. Что мешает Феррари после такой беседы, будучи собственником, заявить на нас куда следует? Смотрю, ты и о Вадике, у которого под рукой «нужные люди», забыл? Забыл, как он вел себя в бизнес-центре? У него, в отличие от тебя, Светозар, в Москве действительно все схвачено.
Почему люди не могут остановиться? Когда они отмоются от 90-х? И насморк у Иолантова оказался не сезонным, а всесезонным. Хлюпать носом, выдвигая теперешнее предложение (на дворе середина июля), он не перестал. За нашим с Иолантовым диалогом наблюдает риелтор Женя. Красивый, высокий, благородный Женя, с густой волной зачесанных назад каштановых волос. Актер по образованию. Ему бы играть изысканных персонажей с тонкими душевными переливами и аристократично-изящными длинными пальцами. Но, увы, это утопия. В фаворе у российских режиссеров «Бандитский Петербург» и «Бедная Настя». Занятости в кино у Жени нет. Лишь парочка ролей в «Театре на досках» у одиозного Сергея Кургиняна. А семья у Жени есть – жена и маленькая дочь. И ему тоже очень нужны деньги. Он устроился ко мне в группу от безденежного отчаяния. Его артистическая натура не выдерживает: «Ты сам себя слышишь, Светик? Уйми тупость и жлобство». В ответ на реплику Жени Иолантов багровеет, на лице его ходят желваки, но тему он закругляет.
После получения денег на «Жигули» осада с квартиры на 3-й Фрунзенской снимается. С помощью крепких рук Сахавата Инга освобождает жилплощадь за полтора дня. Ключи благополучно переходят в руки Феррари. Именно ей предстоит вступить в бой с мицелием над входной дверью и, несомненно, победить его. Светик Иолантов получает свои комиссионные. С небольшим, не заслуживающим внимания скандалом мы с ним прощаемся.
Стоит ли добавлять что-то в адрес главной героини этой истории? Путь от жены заместителя директора крупного предприятия до торгующего на рынке арбузами Сахавата с промежуточным звеном в лице наркомана Давида Гвалии пройден ею в кратчайшие сроки. Правда, осуждения в моих словах мало, скорее печальное недоумение.
Перечитывая эту историю, я понимаю, что вышла она несколько односложной и пресновато-сухой. Спрашивается, почему? Рискну ответить. Теоретически можно было бы добавить этим людям психологической глубины, снабдив их внутренний мир многогранными переживаниями. Но это будет абсолютной, притянутой за уши неправдой. Именно такими они все – от Светозара Иолантова до начальника паспортного стола, от Инги с Давидом до Марьяны с Вадиком – и были, эти «герои». Ходячие манекены. Кроме, пожалуй, первого рассказа Инги (тогда она еще не остыла от впечатлений) ничего по-настоящему живого. (Один лишь вдовец, носитель тонкой душевной организации, как будто по ошибке затесался в ряды этих лиц, но никем из них не был оценен по достоинству, напротив, вызвал презрение и насмешки.) Уверена, что и Марьяна отдавалась Давиду не по причине запретной, всепоглощающей к нему страсти. Первый раз, понятное дело, отомстить матери за попранное, как она считала, детство. Второй, а возможно, и третий раз – исключительно ради получения денег за половину квартиры. (С Давидом-то все ясно: плотоядная кавказская жажда красивого молодого тела – не самый страшный из грехов.)
Мне всегда хотелось верить в небезнадежность людей. Но я сильно сомневаюсь, что эти мать и дочь когда-нибудь бросятся друг другу в объятия с чистосердечным раскаянием. И моя тяга анализировать человеческие отношения, вникать в глубинные предпосылки поступков или, напротив, труднообъяснимых людских бездействий здесь совершенно неуместна. Все слишком банально, линейно, примитивно. Товар – деньги – товар. Никаких греческих трагедий.
То ли испарения мясокомбината ударяют в головы моему офисному руководству, то ли вмешиваются иные силы, но генеральный директор с двумя его опричниками решают заняться параллельным бизнесом. Вложиться в свиную ферму. Без шуток. Идея захлестывает их настолько, что основное направление впадает в глубокую летаргию.