Иван Иваныч с Вадиком, естественно, находят общий язык. «Завтра пусть эта полоумная, – Вадик садится за руль, – свое заявление паспортистке отдаст. Через два дня нужную выписку получит, козла этого там не будет. Надо было лишить ее на хер дееспособности».
Параллельно с этими событиями случается вот что. Аренда полуподвала на Таганской улице дорожает. В середине июня наш коллектив переезжает на Волгоградский проспект. На заоблачный этаж огромного офисного здания из стекла и бетона с царящим внутри африканским пеклом. Приоткрыть окно в новом помещении – дело немыслимое и гиблое. С дуновением любого ветерка со стороны Микояновского комбината плывет тлетворная вонь, вызывающая помутнение рассудка и известные желудочные позывы, навсегда отбившие желание приближаться к вареной колбасе. И без микояновских миазмов я не люблю эту часть Москвы, простирающуюся по теперешнему МЦК от «Шоссе Энтузиастов» до «Автозаводской» и вниз по диагонали вправо, если смотреть на карту метро. Кабельная, Фрезерная, Газгольдерная, Скотопрогонная, Шарикоподшипниковская, Машиностроения и так далее всегда наводили на меня беспросветную тоску. Когда меня заносило в Юго-восточный округ, в воображении всякий раз всплывали образы несчастных совдеповских работяг из черно-белого синематографа, разлепивших спозаранку опухшие веки и по заводскому гудку тянущихся серыми струями к черным жерлам проходных – в сварочные, шлифовальные, вулканические, сборочные цеха. И не возражайте. Никакие сегодняшние арт-пространства и «особые экономические зоны», к примеру с поэтичным названием «Технополис», не затмят ауру здешних мест, дух пропахших металлической стружкой и машинным маслом изнуренных пролетариев, выброшенных в перестройку на задворки истории. К индустриальным ассоциациям такого рода на выходе из метро «Волгоградский проспект», а иногда и «Пролетарская» всякий раз примешивалось предвкушение смрада мясокомбината. А заодно понимание, что задержусь я в здешнем офисном здании ненадолго.
Кстати, о колбасах и прочих сосисках. Однажды мне довелось сильно подвернуть ногу и оказаться в небольшой очереди травмпункта, ожидая направления на рентген. Рядом со мной сидела непонятного возраста худенькая женщина с загипсованной рукой, активно стремившаяся поговорить хоть с кем-то. Поскольку на короткой скамье нас с ней оказалось всего двое, во мне она и обрела молчаливый отклик. «Двадцать три года на «Микояне», – начала она весьма неожиданно. – Знаете, из чего ее делают, продукцию эту? Я вот никогда ничего оттуда не ем. Это до войны, ну в шестидесятых, куда ни шло, туда мясо добавляли, а сейчас о-о-ох! Какие там ГОСТы?! Там и крысы бегают, в мясорубки попадают, сама видела. Вот вам, будь здоров, и мясо».
Я в общем-то догадывалась. Не про крыс, конечно, а про производство в целом. Но догадываться – одно. Знать – другое. Знать я не стремилась. А пришлось.
Это я к тому, что в новом офисе настроение, атмосфера были совсем уже не те, что на Таганской улице.
Но вернемся к квартире на 3-й Фрунзенской.
Три варианта однокомнатных квартир, показанных Инге Светозаром Иолантовым, ею забракованы. Четвертый проходит с натяжкой. Спасает то, что в квартире сделан свежий косметический ремонт. Перевози мебель, вешай шторы и живи без дополнительных хлопот. Квартиру продает тихий шестидесятидвухлетний вдовец интеллигентной наружности. В офисе Волгоградского проспекта в присутствии Инги Иолантов и я заключаем с вдовцом договор об услугах. «Понимаете, – посвящает он нас в нюансы своей жизни, – мы с Зоенькой, женой моей, всегда жили в другой квартире, я и теперь там живу, на «Улице Подбельского». А эту, на Фрунзенской, от матушки ей доставшуюся, много лет сдавали. Полгода назад ремонт в ней сделали, думали после ремонта сдать подороже. Зоенька курорты посещать любила. В санатории в Юрмале уснула во время электросна и не проснулась. Кровоизлияние в мозг. Нелепость, конечно. А человека нет. Мне теперь вторая квартира без надобности, у меня пенсия хорошая, персональная, на мой век хватит. Один-то я на курорты все равно не ездок, а деньги двум внукам нужнее, решил между ними поделить, вот и разместил частное объявление». Говоря это, вдовец всю дорогу заискивающе улыбается Инге. «Не желаете к вдовцу присмотреться? – интересуюсь я у нее, когда тот выходит в туалет. – Мужчина вполне симпатичный, активный, бодрый, на курорты, по-моему, не прочь будет вас возить». «Еще не хватало! – возмущается Инга. – Где та бодрость? Рохля безынициативный, бе-ме, бе-ме, знаю таких: простатит небось замучил, с потенцией наверняка проблемы. Каких курортов я с мужем не повидала?! Куда этому дохлику, пупок у него развяжется».
Наука дипломатии чужда Инге по определению.