– Послушай, Тома, давай посмотрим квартиру отца вашей покупательницы на Ленинградском проспекте. Она ее придерживает, не рискует продавать, пока тебе вариант не найдем. Район вполне престижный, рентабельный, дом кирпичный, нормальный этаж. К тому же это даже не двушка, а небольшая трешка. Сделаем тебе классную перепланировку, объединим что-нибудь с кухней (меня не хуже Можжухина хлебом не корми, дай перепланировать любое жилье). У меня и бригада толковая на примете есть.
– Да разве может сравниться Ленинградский с моим дорогим Ленинским? – затянула она излюбленный куплет.
– Ну что ты вцепилась в этот Ленинский? Я понимаю, детство, юность (я специально уводила ее в доможжухинские времена). Посмотри на меня: с пеленок на Большой Полянке росла, начальная школа в Старомонетном переулке, и ничего, сменила в Москве уже пять адресов.
– Ла-адно, давай глянем, – внезапно снизошла она. – Но это же ни к чему меня не обяжет? Если категорически не понравится, будем дальше смотреть?
«О господи!» – подумала я. И сказала:
– А куда мы денемся-то…
С таким предложением я позвонила Юле. Юля обсудила возможности с мадам. Мадам, утомленная ожиданием, подхватила идею: «Там конфетку можно сделать! Я подъеду, сама покажу квартиру, чтоб отца лишний раз вопросами не волновать».
От «Динамо» мы с Томой шли пешком, измеряя расстояние в минутах. Тома двигалась нарочито медленно. По дороге у нее разболелось все, что можно. Замер показал тринадцать минут ходу. На подступах к дому прозвучало: «Далековато, согласись, как я буду…» «Даже не начинай! Не соглашусь! – категорично ответила я. – От «Университета» до твоего дома еще дольше, если плестись таким аллюром. Существует, в конце концов, наземный транспорт. От «Динамо» полторы остановки на автобусе, если уж у тебя ноги, пардон, совсем откажут».
Кирпичный восьмиэтажный дом был хорошо утоплен в глубину двора. Автомобильный шум с Ленинградского проспекта не доносился. Потертого дерматина на четвертом этаже не оказалось. Деревья и кусты, коих было достаточно, не застили выходящих во двор окон. Балкон присутствовал. С кухней граничила самая маленькая комната. Дальше шли две смежные. «Маленькую мы к кухне и присоединим, сломав стену, а эти две изолируем, немного продлив коридор и установив дополнительную дверь», – вслух распланировала я, когда с мадам втроем мы заглянули в дальнюю комнату. Там в постели лежал миловидный сухопарый старик. Увидев нашу чисто женскую компанию, он заметно взбодрился. Приподнявшись с подушки на локтях, порывался рассказать о славном прошлом в авиационной промышленности: «Живы, живы еще на парочке этажей могикане самолетостроения! Не все корифеи ушли в мир…» Но был резко оборван дочерью: «Папа, давай без этого».
Мы ехали с Томой в метро до «Охотного ряда», где нам предстояло разбежаться в разные стороны. Она сурово молчала.
– Зря ты так, – не выдержала я, – ты же умный человек, не можешь не понимать, что твое сопротивление – абсолютный тупик.
И Тома сдалась. Наверное, ей стало меня жалко.
Мадам на радостях подвинулась в цене за отцовскую квартиру – на ремонт Томе. Согласилась она и на дополнительное условие: Тома освободит квартиру на «Университете» после окончания ремонта на «Динамо». Благо у мадам с отцом имелись загородные родственники, готовые на время принять авиационного корифея с его чемоданами. Вскоре в освобожденную квартиру на «Динамо» ступила знакомая мне бригада белорусов. Ремонтные жернова закрутились.
Всю университетскую мебель Можжухин оставил Томе с Лёнчиком. Сам он исчез в неизвестном направлении. Что, конечно, не давало Томе покоя:
– Конспиратор! Он моей реакции боится!
– В каком смысле?
– Ну, если имел глупость съехаться с Пергидролем и ее оглоедами. Будет самой страшной ошибкой в его жизни!
Попутно она волновалась, что в ее новую квартиру не встанет любимый шкаф-купе.
– Купишь себе новый, в конце концов.
– Ты что! Знаешь, какая у этого шкафа шикарная немецкая фурнитура и ящиков сколько? Сейчас такого качества не делают. Можжухин специально для меня в тучные годы заказывал. Замеры до миллиметра на моих глазах делались, я только пальчиком указывала, в какую сторону штанги должны выезжать, куда буду лифчики складировать, куда трусы, куда колготки.
Каждые два-три дня мы с ней наведывались контролировать ремонтников. Окунувшись в знакомую стихию, я с удовольствием несла ответственность, отдавала распоряжения по перепланировке и прочим отделочным нюансам. Дотошные ребята справились. В день Томиного переезда дождались грузовую машину с мебелью, в качестве бонуса ювелирно подрезали шкаф, вставший в ее комнату как влитой. Дальняя комната, что побольше, была отдана Лёнчику.
И мы с Томой регулярно стали ездить друг к другу в гости.
Как-то, продолжая при мне разбирать вещи, она извлекла из упаковочной коробки плотный картонный лист формата А4 в деревянной рамке:
– А-а-ах, как он ко мне попал?!
– Что такое?