Москва. Квартирная симфония

– Что ты мучаешься? Давай я тебя отведу к матери Татьяне. У нее интервью возьмешь. Она тетка умная, начитанная, хоть и выпивающая; философский факультет МГУ, на минуточку. В крупном издательстве когда-то работала, кандидатскую защитила, не знаю, правда, на какую тему. Она тебе гораздо больше подойдет. Мы с ней в отличных отношениях.

«Мать Тереза, мать Анастасия, мать Татьяна…» Мелькнуло предположение, что некая женщина Татьяна, разочаровавшись после защиты кандидатской в мирской суете, обвенчалась с церковнослужителем. Из духовного, к примеру, окружения отца Александра Меня. И стала по каноническим церковным законам матерью Татьяной. А почему нет? Известны же случаи переплавки женщин-философов в жены церковнослужителей, а иногда, правда, и обратно, в пьющие философы. Неисповедимы пути Господни. «Персона может оказаться весьма интересной», – решила я. Короче, моя психоаналитическая фантазия убежала далековато. На всякий случай я уточнила:

– А кто это – мать Татьяна?

– Здра-авствуйте, приехали! Первая жена Можжухина, мать Виталика. Забыла? Мы с Можжухиным со дня нашей свадьбы ее так нарекли, а Виталик за нами подтянулся.

– То-очно, – вспомнила я, – имя матери Татьяны звучало из уст Виталика с барного стула в перечне членов «прекрасной семьи».

– Ну во-от, только позвоню ей, заручусь согласием.

Мать Татьяна дала добро на интервью.

Выйдя из метро «Чеховская», мы направились по Петровскому бульвару «на Крапиву», как выразилась по дороге Тома. Оказалось, мать Татьяна с Виталиком жили в полупустом трехэтажном доме по адресу Крапивенский переулок, 4. (Да-да, именно там Виталик с помощью нотариуса хотел обработать в свою пользу полутруп некоего мужчины.) А дом-то уникальный, конца XIX века, построен по проекту знаменитого Сергея Родионова в исламском мозаичном стиле. Входил в Константинопольское патриаршее подворье при церкви Сергия Радонежского. После революции поехало-понеслось: советские учреждения, жилконторы, коммуналки…

В 80-х первое семейство Можжухина обитало в Зеленограде. При разводе и размене общей жилплощади мать Татьяна изъявила жгучее желание жить в историческом центре Москвы, пусть и в коммуналке. «На Крапиве» у них с Виталиком имелись две смежные комнаты. Характеры у матери с сыном, судя по всему, были кремень. Они оставались в подъезде одними из немногих, кто держал оборону перед представителями местной церкви. Возрожденный в конце 90-х приход активно отжимал здание. Бо́льшую часть жильцов успели отфутболить на Коровинское шоссе.

Мать Татьяна встретила нас в легком подпитии и прекрасном расположении духа. Как и Тома, она оказалась женщиной худой и высокой. Только лет на десять старше. И невольное отношение к церкви, получается, имела. С порога она разыграла сценку, как к ним в квартиру регулярно приходят попы: «“Никто из нас, матушка, не должен противиться неизбежному, – приплясывала она на тощих ногах, надувая щеки и прыская смехом, – все мы, чада Божии, должны признавать: что угодно церкви, угодно Богу, а значит и его пастве, заблудшим чадам его”. Так я и поверила байкам из склепа! Столичному жулью в рясах! У них погоны у всех под рясами. Не видать им, по Булгакову, моих аршинов!» – сложила она из пальцев две фиги и крутила ими в воздухе.

Потом мать Татьяна провела для меня обзорную экскурсию по квартире, где не оказалось ни одного прямого угла. Квартира состояла из множества завихрений и закутков небывалой обшарпанности; но присутствовал и незримый величественный дух, излучаемый наружными стенами. Комнат насчитывалось всего четыре. Декорированную стараниями многих десятилетий под спектакль «На дне» кухню венчала уходящая куполом под потолок газовая колонка с двумя вызывающе торчащими рычагами. Какого только жилья ни насмотревшись в недавнем прошлом, я, грешным делом, думала, что подобного коммунального раритета в Москве уже не осталось. «Вам сколько понадобится на интервью? Получаса хватит? Я тогда подожду». Тома осталась курить на кухне. Мы с матерью Татьяной уединились в их с Виталиком двухкомнатном смежном отсеке. Виталик, на мое счастье, отсутствовал.