Москва-Лондон. Книга 1

— Ишь как ее… Баба — она и есть баба… чертово семя… — Говоря это, Изот вытащил из высокого валенка большой нож и разрезал им веревки на руках и ногах Маньки. — Беги… скорбная… Ужо скоро лечить тебя стану по-своему… Вылечу, Бог даст, не первой бабе лекарем выхожу… хм… есть еще покуда чем лечить вашу сестру… Бог не обидел богачеством сим… — Он уселся рядом с Ольгою и впился в ее лицо своими шальными и темными, как ночь, глазами. — А ты ничего себе, дворяночка, хороша, слов нету… Ужо славно пританцует тебя наш воевода нынешней ноченькою, ой славно! Он у нас по этому делу Господа Бога за пояс заткнет — бабы из-под него только что сами в гроб не ложатся, вот силища какая в него вложена!.. Так что, ягодка-дворяночка, перетерпишь ноченьку нынешнюю, осилишь воеводу нашего, тогда поутру обещал он всему нашему товариществу тебя подарить. Ну, трех десятков мужиков ты уж вряд ли перетерпишь… эка незадача… Ан мне-то чего-нибудь от щедрот телесных твоих все же достанется — куда как не последним я середь товарищей своих буду… То-то… Все вы, бабы, на то лишь Господом Богом и сляпаны, чтоб мужикам утехою быть… Ну, чего ревешь, слезами воду жгешь? И где вы, бабы, столь воды в глаза набираете? Эй, скорбная, жива ль ты еще тама?

— Ой, худо мне… вовсе пропадаю… — послышался из-за кустов и бугров мученический голос Маньки. — Помоги… дяденька… на снегу голышом сижу… не поднимусь никак…

— Ишь ты… — хмуро усмехнулся Изот и пожал плечами. — Какой я в энтих делах помощник… В чем ином бабу разутешить, тут мне подмога Господа Бога без надобности… покуда… Ну, чего там у тебя приключилося? Еж поперек кишки встал?..

Так, ворча и поругиваясь, Изот пробирался по глубокому и рыхлому снегу к кустарнику, перед которым возвышались сразу несколько довольно высоких заснеженных бугров.

«Господи, чего задумала подруженька? — с тревогой думала Ольга, глядя, как большой, широкоплечий, сильный в руках и во всем теле мужик, тяжело продираясь сквозь снежную марь, медленно, но верно приближается к тому месту, откуда слышался зов Маньки о помощи. — Чего она придумала, отчаянная? Господи, помоги ей!..»

Между тем Изот, тяжело, громко и сердито отдуваясь, подошел к одному из бугров, но не успел исчезнуть за ним, как Манька дикой рысью на- бросилась на завязшего в глубоком снегу мужика и большим плоским камнем со страшной силой буквально размозжила ему лицо! Изот дико взвыл и схватился обеими руками за разбитое лицо, но следующий удар тем же камнем по оголившейся голове свалил его без единого звука в снег. Манька в бешенстве колотила Изота по голове и лицу своим страшным орудием, не замечая, что уже раздробила череп разбойника, а его кровь залила все вокруг…

Ольга окаменела от ужаса. Ее сознание прежде всего зафиксировало саму эту сцену чудовищного убийства Изота, вовсе не связав ее с неописуемой радостью избавления от собственных страданий, непереносимых унижений и неминуемой смерти, предстоявших ей в противном случае…

Манька между тем резко выпрямилась над трупом Изота, плюнула на него и, высоко над своей головой подняв окровавленный камень, с силой бросила его на жертву своей безумной ярости!..

Когда она подошла к саням, Ольга в ужасе зажмурилась и закусила губы.

— Ты чего, Оленька? — услышала она ликующий голос Маньки.

— Ты… — едва простонала Ольга.

— Что — я?

— Убила… его?..

— Насмерть! В аду уже черти его жарят! Всех бы эдак-то! Погоди малость — всех остальных достанем да шкуры с их живьем стащим! Али не рада избавлению?

Ольга разомкнула губы и слабо улыбнулась, не открывая глаз.

— Утрись… Манечка… — прошептала она. — Страхолюдна уж больно…

— И то… Кровищи своей поганой нахлестал на меня, кнур вонючий… Ишь — весь тулуп изгадил, сатана… И морда, поди, тоже заляпана пакостью этой?

— Угу… Ступай, милая…

Отойдя на несколько шагов от саней, Манька скинула с себя тулуп и занялась его чисткой. Когда с этим было покончено, она принялась очищать снегом лицо и даже голову, фыркая от удовольствия… Наконец, мокрая и счастливая, подошла к саням и заключила Ольгу в свои железные объятия.

Обе рыдали громко, взахлеб, что-то приговаривая друг другу, но вовсе не слушая самих себя. Счастье и отчаяние так трудно переживаются одновременно…

— Манечка… милая… — прошептала Ольга, полупридушенная объятиями своей спасительницы, — ты бы развязала меня… Ну, будет реветь… Ты хоть слышишь меня?

— Угу… Погоди малость… отойду… Покуда убивала поганца, руки не дрогнули ни разу, а силища во мне бушевала что в том коне боевом! А теперь вот обмякло все во мне… дрожит… пальцем пошевелить силы нету… Поди, Господь за грех мой тяжкий наказывает… Вроде бы человека убила ведь…

— Отец Никодим отмолит! — убежденно заявила Ольга. — Да и какой же это человек? Вор! Душегубец! Сатана! Нелюдь! Всю мою семью погубили такие же! И он с ними был, видела… Господь наградит тебя за избавление от исчадия ада сего!..

— Ой ли…

— Кого же тогда награждать-то ему? Ну, все, все… Не хнычь, у нас дел теперича сверх головы! Ну!

— А чего сейчас делать-то?