Москва-Лондон. Книга 1

— Да с помощью Божьей — по слуху и по духу… Обретался я туточки неподалечку, от неких царевых слуг спасаясь. Ан чую, копыты по корням постукивают да голоса будто на ветру колышутся… Пригляделся — ба! Да это же ягодка моя сладкая катится! Господь ведает, что творит… Ну да будет мороз-то холодить! Пошли-ка в твою избу. Девку Маньку прибрать придется… топориком али еще как потише… ни к чему она нам отныне-то… Сами же первую ноченьку нашу короткую на перинке мягонькой скоротаем, аки в церкви венчанные, а поутру — дуй по пеньям, черт в санях! Гляди, ягодка, коли возлюбишь меня — озолочу! Богат я уже, а дворянство царское и ждать не надобно — само меня догоняет! Так что возлюбить меня не грех… Возлюбишь, чует мое сердце! Ну а коли огурство[103] лихое окажешь — последнему юродивому прокаженному тебя подложу, а то и вослед за родителями твоими пешком отправлю! Сердце-то у меня доброе, да вот рука тяжела… Ну да не страшись заранее — бабою сейчас станешь, и весь страх пройдет… Эй, да ты чего это закачалась-то? Уж не захворала ли ненароком? Ну, ништо: псовая болезнь — до поля, а бабья — до первой постели… Ладно, ягодка, бери ноги в руки да веди мужика своего разлюбезного в избу. Отныне — судьба я твоя! Все — ходим!..

Небо со всеми своими звездами и луною в придачу круто развернулось сначала одесную,[104] потом ошуюю,[105] а потом завертелось, закружилось февральской метелью и рухнуло наземь…

Глава VI

— А Что, княгинюшка, так все и норовишь носом землю пахать, мужу богоданному яму ковырять?

— Постылая жена червем по земле ползает…

— И то… и то… Хотя спереди на тебя глядючи — любил бы да холил, а вот сзади — убил бы: уж больно на корягу лесную схожа…

— Вот-вот… Кто кого сможет, тот того и сгложет. Спозаранку душу мою кровавишь… Все люди как люди, лишь мой муж как поршень.[106] Грех тебе, князь Борис, грех! Обиженного обижать — черту душу отдавать…

— Ну-ну, разлилась, что лужа навозная… Слов накопила не по разуму… Утри глаза-то, не люблю сырость в дому своем. Чего явилась-то, княгинюшка?

— Хм… княгинюшка… кость обглоданная…

Княгиня Анна восемь лет тому назад упала с лошади на полном скаку и сильно повредила все свое тело. С тех пор она с большим трудом передвигалась на почти негнущихся ногах, а спина ее навеки застыла в поклоне своему супругу-господину. Некогда красивая и гордая наследница древнего рода суздальских удельных князей, желанная жена и полновластная хозяйка своего дома, она стала вдруг беспомощной и жалкой калекой, которой муж наотрез отказал в праве оставаться женщиной и которую с превеликим трудом терпел в ожидании скорой ее кончины. Но год проходил за годом, княгиня становилась все суше и желчней, а конца ее скорого так и не состоялось…

Сначала князь Борис собрался было отвезти свою несчастную жену в один из дальних монастырей, но ее многочисленная и весьма могущественная родня решительно воспротивилась этому, а идти наперекор было бы не только бессмысленно, но и просто смертельно опасно. К тому же дети (их дети!), к этому времени уже достаточно взрослые (младшей дочери было тогда около шестнадцати лет), решительно и единодушно выступили против воли отца, бестрепетно перенесли его гнев, угрозы и даже лютые побои, но добились того, что их мать осталась в доме.

С тех пор супруги жили в разных концах дома. Князь нес службу и видел жену лишь за трапезой, а она несла свой тяжкий крест и неустанно молила Господа Бога о сокращении мучительной жизни…

— Села бы, — явно неохотно проговорил князь, — очи мои не увечила бы… Пошто грибков солененьких не велела на стол ставить?

— Грибок — лешего пупок… — презрительно сморщилась княгиня. — Знать бы пора…

— Тьфу, прости господи! — сердито пробормотал князь и перекрес- тился. — Чего жена невзлюбит, того мужу век не едать! Так то — жена, а не коряга кривобокая!

— То-то отощал вовсе…

— Ну, ну, трухлявая, туда же… в люди… С чего явилася?

— Да уж не на тебя наглядеться… О детях наших напомнить тебе при- шла. Все сердце об них изорвала…

— Дети, дети, да куда мне вас дети… — бормотал князь, усердно расправляясь с гусиной лапкой. — У всех их свои уж дети… Чего ж сердце-то об их драть?

— Без них горе, а с ними вдвое…

— Ну и чего с ними теперь приключилося?

— Дарья вон тяжелая ходит…

— Эка невидаль мужней жене разродиться! Была под венцом, так и дело с концом…

— Кабы так-то…

— А как же еще-то?

— Муж ее, зятек наш, уж больше года при войске государевом обретается…

— Ну-у-у… — Князь выронил гусиную лапку и уставился на жену покрасневшими вмиг глазами — первый признак обуревавшей его ярости. — Лиходельница[107] клятая! Ужо вернется Степан — с кишками грех из нее выдерет, а уж я-то ему помогу двумя руками… и двумя ногами в придачу! Ну, бабы! Ну, чертово семя!

— Забрать ее с Ростова надобно. Отрядил бы людей каких…

— Я те отряжу! — Князь с силой грохнул кулаком по столу и угодил в блюдо с квашеной капустой, забрызгавшей все лицо и бороду. Но в гневе он был нечувствителен к подобным пустякам и продолжал бушевать: — Обгадила весь наш род, стерва! В землю по самую шею, страдницу!