Москва-Лондон. Книга 1

— Угу… скажу… — проговорила Ольга резким, изменившимся голосом, не отрывая, однако, остановившегося взгляда от какой-то точки впереди. — Нет у нас отныне никого! Кроме Господа Бога… Да и он немилосерден к нам… Даже никакого крова нет у нас отныне. Мы с тобою, почитай, покойницы… В нашу деревню нам тоже казаться никак нельзя…

— Как так? — оторопела Манька и даже своего коня остановила. — Чего ты такое молотишь-то?

— Живые-то мы — князева смерть, — жестко говорила Ольга, продолжая ехать дальше. — Коли вернемся в нашу деревню, тати эти сатанин- ские вырежут всех людей под корень, с нас начавши. Даже попа Никодима не пощадят… Малюток титешных искрошат… Этой же ночью шабаш свой сатанинский они и учинят… Иль завтра же поутру… Им белый свет не помеха…

— О Господи! — взмолилась Манька, воздев руки к небу. — Пощади сирот своих безвинных! Пошто забыл про нас, покинул… Вспомни-и-и-и да оборони-и-и-и!..

— Не вопи! — резко бросила Ольга. — На что Господу сироты нищие? Пустые хлопоты с ими… Молчи! Не мешай думать… Нет для нас отныне иных котлов: что сами надумаем, то и проживем…

— А куда ж мы тогда спешим, на ночь-то глядючи? — в ужасе спросила Манька.

— К нам… В деревню нашу… На час краткий…

— Так нельзя ж нам туда, сама сказывала!

— Оттого и на ночь глядючи… Там скажу, что решила… Все! Молчи!

Манька испуганно закивала и заплакала навзрыд…

Ольга вдруг резко обернулась к ней и обожгла ее таким гневным взглядом, что слезы Манькины мгновенно высохли, а громкие всхлипывания она удерживала во рту, зажатом руками…

Стало быстро темнеть…

День, этот бесконечно длинный, страшный и тяжелый день, уходил в неведомую бездну. Огромная луна повисла над лесом. Она была вся в густой и яркой крови, словно отражение этого жуткого дня на крохотном клочке земли…

…Глубокой ночью они спешились в полуверсте от своей родной деревни.

— Ступай! — тихо проговорила Ольга. — Оглядись пуще звериного… Чтоб нигде ни единого огонька не было. И ни единой живой души… Да собаки чтоб тревогу не подняли… Отворишь наши ворота, двери отопрешь домовые. Да чтоб все без единого скрипа! Людей всполошишь — на всех беду накличешь, не отмолишься! Ну, ступай, ступай…

— А ты? — прошептала Манька, для чего-то прикрывая рот рукою.

— Как ворота и двери отворишь, так я и явлюсь. Да ступай же! Чего стоишь-то?

— Боязно… небось… Домовые аль еще чего… Да и тебя одну в глухомани ночной тоже оставлять негоже…

— Я тут свой страх перетерплю, а ты уж — там… Ну, ступай!

Манька глубоко вздохнула, а потом истово перекрестилась и, не оглядываясь, побежала в деревню по рыхлой санной дороге.

Деревня казалась утонувшей в ночной тишине и мраке. Лениво и не- охотно перебрехивались собаки. Ни единый дымок не тянулся из домовых труб к черному звездному небу. Морозило…

Ольга так глубоко вздохнула, что холодный воздух резко и неожиданно обжег все ее нутро и застрял где-то у самых корней его… Она невольно закашлялась…

А потом подняла голову к небу и долго, с напряженной надеждой раз- глядывала его яркую темноту, словно пытаясь в бесконечной звездной путанице отыскать то заветное и манящее место, где слезы высыхают навечно, отчаяние исчезает навсегда, а человеческое счастье стало единственным мерилом существования…

— Ах ты, моя сладкая ягодка, вон ты куда закатилася! А я-то кручинился, что в стан мой тебя отправил… Что — откупились от разбойничка моего Изотки, ай как?

Небо, почудилось ей, покачнулось вдруг, но зацепившись за кроны деревьев, удержалось все-таки на своем месте…

Ольга резко повернулась на этот спокойный, насмешливый голос и окаменела с широко раскрытыми, полными невыразимого ужаса глазами и безвольно отвисшей челюстью…

Да, перед нею стоял… воевода!

— Не по грехам нашим Господь милостив, — широко и самодовольно усмехаясь, говорил этот невзрачный и вовсе не богатырского сложения человек в меховом зипуне,[102] опоясанном черным кушаком, за которым холодно сверкало широкое лезвие топора. — Бог на милость не убог. А меня вот милует он от самого от моего рождения. Ишь какую красу для утехи мне отрядил! И то сказать: Бог не простой мужик — коли бабу отымет, так девку подаст!

— Ты… ты… ты… — стуча зубами, прошептала Ольга. — Ты нелюдь и… и… сатана… Ты кипеть… кипеть будешь в адском… в адском котле… Ты… ты…

— Ах, свят, свят, — перекрестился воевода. — Не поминала бы лукавого всуе!

— Проклятый… сатана… как нашел нас?