Москва-Лондон. Книга 1

Последний привал — у Мытищ, в селе Тайнинском. А и наконец-то, в четверг, под вечер дня Алексея, человека Божьего,[125] 1552 года, многоверстный путь был завершен, и объединенный обоз, меся хлипкие снежные завалы, с ног до головы обрызгивая прохожих и проезжих грязным, густо перемешанным с навозом снегом, вступил в град стольный, встретивший его отнюдь не с ликованием всенародным…

— Разорви-и-и-ись! — до хрипоты орали конные ярыги, эти городские стражи порядка, отчаянно нахлестывая своими жесткими плетьми и людей, и лошадей в тщетной попытке растащить обоз если уж не по каждым саням в отдельности, то хотя бы по нескольким, на худой конец — по нескольким десяткам саней, чтобы не забивать главные дороги Москвы многочасовым шествием огромного обоза. — Эй, разорвись! Разорвись, черти драные!

Не столбите проезд да проход! Разорви-и-и-ись!

И только на самых ближних подступах к Кремлю и главному московскому торгу обоз наконец разъехался в разные стороны…

— А мы куда же теперича? — почему-то шепотом спросил стрелец с ранеными руками своего начальника.

— В Кремль… В Чудов… — ответил тот.

— А это где же?

— Сыщем… Эй, человек Божий! Как нам до Чудова монастыря добраться?

— А вон ту колокольню видишь ли?

— Которую? Их тут окрест что деревьев в лесу…

— А вон ту, что сбоку небо подпирает?

— Не слушай ты его, служивый! Ай не видишь — глумится над тобою, юрод непотребный. Сгинь, покуда цел! А ты, стрелец, поспешай вон в те ворота кремлевские, там тебе и укажут дорогу на Чудов-то. Бог в помощь, стрелец, поспешай…

В Кремле долго искать не пришлось: два монаха довели до самого монастыря Чудова.

— В обители-то нашей кого же вам надобно, люди государевы? — спросил один из них.

— Владыка нужен нам, настоятель монастырский Левкий.

Монах перекрестился и проговорил почти шепотом:

— Не доберетесь вы до него, служивые. Он и бояр-то великих не Бог весть как привечает, а уж вас, смертоносцев царских, и возле очей своих не узрит вовсе. Так что ступайте-ка себе с богом, покуда воротники царские Кремль на засовы не заперли — беды вам тогда мало не покажется.

— Ан дело у нас ко владыке превеликое! — продолжал настаивать стрелецкий начальник. — Ты бы, человече Божий, сказал ему, де из Вологды людишки прибыли некие по делу великому. А у людишек тех де грамотка на-стоятелю имеется…

— Ох-хо-хо-х… доброта моя бескорыстная… Ладно, давай свою грамотку — снесу владыке во вред себе неминуемый…

— Не могу я отдать тебе, отче, не взыщи да не ярись. На словах все ему обскажи, а этой вот монеткой дорожку себе посвети…

Монах тяжело вздохнул, истово перекрестился, принял монету и скрылся за тяжелой и низкой дверью.

— По… пойду-ка… пойду-ка я отсель… — прошептал, стуча зубами, стрелец с пораненными руками. — Страшно мне тут… От волков да татей лесных отбивался, страха не ведая, а тут вот…

— Молиться нам поболее надобно — вот страх и отступится… У меня тоже от него ноги подламываются… Ан взялись за дело сие, о страхе забыть напрочь придется…

— Ну да… Только куда ж его деть-то, клятого?.. А ты почем его признаешь-то?

— Кого?

— Да владыку того… Левкия? А то вот явится некий… не он вовсе… не сносить тогда головы-то нам…

— Не сносить… о том говорено было нам в Вологде… У настоятеля Левкия над правой бровью вроде бы вмятина некая светится, а в ней будто бы кожица запеченная… Не проглядеть бы всего сего…

— Ну уж… глаз-то у меня сквозной — узрю в миг единый!

Вдруг дверь бесшумно открылась. Сначала показалась рука, державшая большой черный посох, а затем и их обладатель, человек лет за пятьдесят на вид, с рыже-седой окладистой бородой, с большим серебряным крестом, свисавшим почти до живота, и с довольно глубокой вмятиной над правой бровью…

Оба стрельца и многочисленные люди, сновавшие мимо монастырских дверей, пали на колени.

Левкий благословил всех и тихо спросил резким, глухим голосом:

— Которые тут из Вологды? Встаньте, чада мои. Что за вести у вас? Кто вестит мне?

— Людей тут много, владыко… — сжавшись от страха и робости, промолвил стрелецкий начальник.

Левкий обжег молниеносным взглядом стрельца с закрытым лицом и, сделав знак рукою следовать за ним, снова скрылся в дверях.

Миновав монастырский двор, настоятель в сопровождении трех монахов вошел в небольшой каменный дом. В низком сводчатом помещении тускло горела лишь одна свеча. В углу стояло черное кресло с высокой спинкой. В помещении было очень жарко натоплено и остро пахло мятой и валерианой…

Левкий сел в кресло и не сказал — приказал:

— Говори, стрелец!

— Велено передать тебе одному, владыко.

Настоятель резким жестом руки отпустил монахов и впился своими рыжими глазами в оцепеневшего от страха стрельца.

— Ну?!

Стрелец суетливо, а потому и неловко, достал откуда-то из недр полушубка довольно сильно измятый свиток, затем еще три и все это передал Левкию.

— Посвети, — приказал настоятель.

Читал он так долго, что у стрельца начали дрожать руки, попеременно державшие тяжелый медный подсвечник, а толстая свеча выгорела на три четверти.

Когда наконец с чтением было покончено, Левкий перекрестился и облегченно вздохнул.