Москва-Лондон

— Что вы говорите? Ах, какая, право, жалость! — явно издевался Грешем, решив вышвырнуть этого сумасшедшего наглеца в первом же порту. — Увы, милейший, я всего лишь окончил Кембриджский университет, где, к сожалению, не уделяли должного внимания таким важным и совершенно необходимым научным дисциплинам, как теория и практика настоящего разбоя. Нас, видите ли, Троттер, все больше учили тому, как… гм… каким способом, какими методами вешать, сжигать или, если вам это больше по душе — колесовать представителей этой превосходной гильдии! Если я понадобился вам в таком качестве — что же, в ближайшем порту, надеюсь, найдется судья, готовый выслушать вас, а уж я вместе со своей командой с превеликим удовольствием и строго по-научному либо приколотим вас к кресту, либо накинем на вас петлю, либо… Впрочем, я, кажется, перебил вас? Приношу тысячу извинений. Я нахожу, что наш разговор хотя и был весьма кратким, но

в содержательности ему никак не откажешь. Весьма сожалею, что это было последнее наше свидание. Не смею дольше задерживать вас, мистер Троттер. — И Грешем в сердцах указал ему на дверь.

Троттер нешироко развел руками, коротко вздохнул и глухо проговорил:

— Очень жаль, сэр. Я хотел предложить вам, убежден в этом, наивыгоднейшее дело, не вкладывая в него ни единого пенса…

— Так говорите дело, — вскипел Грешем, — а не задавайте идиотских вопросов и не мелите вздора!

— Да, сэр. Извините. Я не слишком учен и хорошо воспитан. Я хотел предложить вам получение по крайней мере четвертой части от всего того, что смогут выручить за свою работу в течение года все разбойничьи общины, группы, банды, шайки и другие им подобные формирования в Англии…

— Вот как?! — Грешем все еще продолжал говорить с Троттером насмешливо-издевательским тоном, сильно щурясь и презрительно кривя губы. — И о какой же сумме может идти речь?

— Первые три года по сто тысяч фунтов. Впоследствии — значительно больше. Возможно — в несколько раз. Скажем — в пять, если не в шесть или даже того больше…

— Вот как! О, это совсем неплохие деньги! Что ж, я готов получить их, если вы так щедры и, главное, просите меня об этом! И что же вы предполагаете получить от меня взамен? Надеюсь, вы догадываетесь, что я все еще не Господь Бог?

— Да, и очень сожалею об этом, сэр, поверьте мне…

— Благодарю вас, Троттер, благодарю, вы, право, так добры… Итак?

— От вас потребуется наладить надежную защиту жизни и деловых интересов этих людей…

— Ваших подопечных, хотел бы я уточнить?

— Называйте их так, если вам это нравится. Пока…

— Пока?

— Да. Пока они не станут сначала нашими, а затем — вашими…

— Угу… Логично… Вы говорили о некой защите этих людей… моих клиентов, так сказать. В чем вы видите ее суть?

— Суть ее состоит в защите их интересов в разного рода судах, королевских канцеляриях, в парламенте и в церкви.

И Грешем вдруг понял, что перед ним сейчас стоит отнюдь не сумасшедший наглец, а знаток своего дела. Он сел на диван и рукой предложил Троттеру сделать то же самое.

Перейдя на свой обычно деловой и корректный тон, он спросил Филиппа:

— Что еще?

— Эти люди были бы крайне заинтересованы в том, чтобы в судах и королевских канцеляриях, таможнях и шерифских конторах, в парламенте

и церковных приходах всегда находились такие люди, которые могли бы

не только помочь им решить возникшие у них проблемы, но и направить их работу по наиболее выгодным путям и дорогам. От этого, между прочим, будет зависеть и размер вашей доли, сэр…

— Естественно. Что еще?

— Эти люди хотели бы хранить свои деньги и драгоценности в вашем банке из расчета не менее двадцати процентов годовых.

— Не более десяти! — решительно заявил Грешем.

— Не менее пятнадцати! — достаточно резко заявил Троттер.

— Хорошо, — согласился Грешем, — пусть будет по-вашему… для начала…

— Я могу считать, сэр, что вы приняли мое предложение?

— Можете… В общем виде…

Грешем налил вина себе и Троттеру. Сев напротив него, он долго и пристально смотрел на красивое и мужественное лицо своего необыкновенного матроса, в его бесстрашные, темные как ночь глаза, а потом тихо спросил:

— Скажите, Троттер, кто вы?

Никогда впоследствии Филипп не мог объяснить даже самому себе, как и почему это произошло…

…В долгие часы, дни, недели и месяцы вынужденного одиночества он трепетно вынашивал, словно самка своего детеныша, идею объединения всех английских разбойников под своим руководством. Согласно этой его идее получалось огромное предприятие с тщательно продуманной системой конспирации, хранения и сбыта добытого товара, планирования и осуществления операций по каждому графству в отдельности и одновременно по всем сразу. Особенно тщательно и, казалось бы, всесторонне продумал он сложнейшую и хитроумнейшую систему своей личной конспирации