Москва монументальная. Высотки и городская жизнь в эпоху сталинизма

Готовская мечтала остаться в Москве, но удача, похоже, отворачивалась от нее. Теряя надежду, она снова написала Берии. Во втором письме она пустила в ход типичную советскую риторику и, называя Берию «родным отцом», умоляла его оставить ее в Москве. Готовская знала о том, что Комаровский поначалу разрешил ей остаться в столице и дал ей работу и жилье, но потом в дело вмешались его подчиненные, настроенные против нее. Рассказывая о своем негативном опыте общения с работниками жилищного отдела УСДС, Готовская жаловалась на их бессердечие. По ее словам, они насмехались над ее малограмотностью и ругали ее за то, что она с чего-то взяла, будто достойна жить в Москве. Она писала: «Разве я не советская женщина, разве нельзя приехать в нашу прекрасную столицу Москву, в которой живет наш любимый отец всему народу Иосиф Виссарионович Сталин?»[710] Готовская хорошо понимала, что высылка из Москвы означала бы, что в глазах советского государства она – ничтожество. В итоге Берия, похоже, согласился с той характеристикой, которую дали бывшей заключенной в жилищном отделе УСДС. Ее с детьми выслали из Москвы обратно в Караганду[711].

Наталья Готовская была одной из многих, чьи письма служили ниточкой, связывавшей стройплощадку небоскреба с миром вокруг. Эта женщина из Караганды, мать и жена, пересекла те черты, которые, как считалось, нельзя было переступать, и попутно показала, насколько проницаемы были границы между Москвой и остальным миром, между рабочими и властями, между лагерем и волей. Хотя начальники строительства и чиновники, отвечавшие за распределение жилья, всячески старались удержать контроль над вверенными им сферами, проект московских небоскребов был слишком монументален, чтобы контролировать все до мелочей. Каждый небоскреб был похож на смерч: он и втягивал в столицу новые силы, и расшвыривал вокруг себя ошметки не пригодившейся материи.

ГУЛАГ и город

В 1948 году на стройплощадках московских небоскребов УСДС начало использовать труд заключенных. Уже в октябре 1947 года Андрей Прокофьев, тогдашний начальник УСДС, написал Берии и попросил, чтобы МВД выделило 4 900 человек из спецконтингента на строительство МГУ. Прокофьев сообщил, что УСДС испытывает «острый недостаток рабочей силы» и напомнил, что небоскребы должны быть возведены очень быстро[712]. По представлению Прокофьева, большинство этих зеков, привезенных в качестве рабсилы, должны были жить и работать вблизи Москвы: 2 000 человек в Кунцеве и 1 500 – у станции «Водники» в Московской области. Остальным предстояло работать в лесозаготовительных лагерях УСДС в Кировской и Костромской областях. Эта первая просьба Прокофьева о подкреплении для стройки на Ленинских горах ознаменовала начало длительных межведомственных отношений между УСДС и ГУЛАГом. В октябре 1948 года Прокофьева сменил Комаровский, и с того момента УСДС оказалось еще крепче привязано к советской тюремно-лагерной системе. Собственно, эту связь воплощал сам Комаровский: возглавив УСДС, он сохранил за собой и прежнюю должность начальника Главпромстроя (Главного управления лагерей промышленного строительства) – части ГУЛАГа[713].

Конечно, труд заключенных использовался на стройках Москвы и вокруг нее и намного раньше. Синтия Рудер в книге Building Stalinism («Строительство сталинизма») писала о том, как в начале 1930-х годов канал Москва – Волга строился силами почти двухсот тысяч заключенных, или «солдат канала» из Дмитровского лагеря (Дмитлага)[714]. В послевоенные годы количество столичных объектов, строившихся с привлечением заключенных лагерей, увеличивалось. Ведомством, отвечавшим за организацию их труда в московском промышленном строительстве, стал учрежденный в 1941 году Главпромстрой[715], но в Москве организация занималась не только строительством небоскребов. В 1952 году строительный отдел № 560 Главпромстроя надзирал за тысячами заключенных, работавших в столице на 34 разных площадках[716]. Помимо объектов, находившихся в ведении УСДС, это были теплотехнические, электротепловые и геохимические объекты, возводившиеся в Москве для Академии наук и других научно-исследовательских учреждений[717].