В официальных заявлениях, с которыми выступали советские лидеры во время и после войны, они утверждали превосходство русской национальной формы. Девятого мая 1945 года, когда Красная армия заняла Берлин, Советский Союз одержал окончательную победу над нацистской Германией и война закончилась. А через две недели, на торжественном приеме в Кремле в честь верхушки Красной армии, Сталин провозгласил последний военный тост: «Я хотел бы поднять тост за здоровье нашего советского народа и, прежде всего, русского народа». При этих словах зал взорвался аплодисментами и раздались возгласы «Ура!» Сталин продолжал: «Я пью, прежде всего, за здоровье русского народа потому, что он является наиболее выдающейся нацией из всех наций, входящих в состав Советского Союза»[342]
. В глазах тех, кто руководил страной во время войны, той силой, которая спасла всех остальных от краха и гибели, был великий русский народ. Эта речь Сталина возымела масштабные и длительные последствия. В архитектуре это проявилось в еще более отчетливой ориентации на русское историческое наследие[343].Когда война подошла к концу, советские архитекторы оказались на распутье, от которого две дороги вели к восстановлению. Одну выбирали архитекторы, которые отдавали предпочтение монументальным престижным проектам, символизировавшим несгибаемую мощь народа, и реставрационным проектам по воссозданию исторических памятников, разрушенных во время войны. Другая дорога ждала архитекторов, готовых браться за приземленные задачи: строить жилье, промышленные предприятия и другие городские объекты. Конечно, можно было выбрать и оба пути сразу. Но в стране, обескровленной и разоренной войной, с подорванными хозяйственными ресурсами, понесшей тяжелые человеческие потери, сочетать работу сразу на двух этих направлениях в архитектуре было очень трудно. Взаимодействие между монументальностью и будничным строительством оказалось особенно напряженным в советской столице – символическом сердце страны.
Советский интернационализм и послевоенное восстановление
Хотя война и подпитывала национализм, одновременно это была пора решительного интернационализма. Как и в начале 1930-х, советские архитекторы энергично обменивались идеями с зарубежными коллегами. Союз США и СССР превозносился и в популярной культуре, и в высоких дипломатических кругах, и именно США как военный союзник СССР оказались особенно важным ориентиром для советских градостроителей в начале 1940-х годов. В военные годы между американскими и советскими архитекторами велась бурная переписка. Помимо выражений солидарности в борьбе против общего врага, архитекторы обменивались новинками профессиональной литературы о градостроительстве. По обе стороны океана архитекторы вовсю готовились к выполнению задач, которые неизбежно должны были встать перед ними в пору послевоенного восстановления, и обмен знаниями становился для партнеров важной частью этой подготовки. Большая часть этой переписки проходила при посредничестве Всесоюзного общества культурной связи с заграницей (ВОКС). Англо-американский отдел этой организации – в частности, его специальная архитектурная секция, которой в те годы руководил Каро Алабян, возглавлявший тогда и Московский союз архитекторов, – получал и переводил сотни писем от американских градостроителей и пересылал обратно ответы их советских коллег. Кроме того, в военные годы архитектурная секция ВОКС выпускала собственный журнал на английском языке –