Москва монументальная. Высотки и городская жизнь в эпоху сталинизма

В январе 1947 года Иофан и Прокофьев оставили эти попытки. Тогда УСДС получило задание построить в Москве два из восьми новых высотных зданий. Как прекрасно понимало руководство управления, работа над этими огромными сооружениями займет все рабочие руки и прочие ресурсы, так что о Дворце Советов придется забыть еще на много лет. Однако проект не был отменен, и многие преданные сторонники идеи дворца предпочитали думать, что строительство небоскребов – просто репетиция, которая позволит лучше подготовиться к возведению самой монументальной высотки, которая в конце концов вырастет в центре кольца из других московских высоток. В 1950 году Иофан распекал на партсобрании в УСДС подчиненного, забывшего упомянуть о проекте Дворца в докладе о продвижении работ на площадке строившегося в то время здания университета на Ленинских горах:

Тов. Обшивалов в своем обширном докладе не нашел места для работающих над Дворцом Советов, он ни словом не обмолвился об этой работе, она выпала из сферы его внимания. Это – неправильно. В настоящее время основная наша цель – построить университет, но это не снимает главной цели нашей организации – строя университет, набрать силы и подготовиться, таким образом, к строительству Дворца Советов. Нам нужно быть готовыми, потому что от нас могут в любой момент потребовать ответа по проектированию Дворца Советов и будет очень тяжело, если мы не будем готовы[382].

Иофан подытожил свои критические замечания как оратор, уже поднаторевший в «критике и самокритике» – риторической тактике, которой в позднесталинскую эпоху придавали всё бóльшую важность на партсобраниях. Начав свое выступление с выпадов в адрес коллеги, под конец он обратился к себе самому, как бы задумался о собственных ошибках: «Тут есть и моя большая вина, я должен больше, неустанно бороться за признание важности нашего дела. Нужно мобилизовать все силы нашего пока что небольшого коллектива, нужно добиться и места, и людей и по-настоящему готовиться к развороту работы по Дворцу Советов»[383].

Желание Иофана непременно построить здание, за проект которого он взялся еще в 1931 году, не расходилось с намерениями, декларировавшимися советским руководством. В 1949 году на заседании Политбюро, посвященном новому Генплану послевоенной реконструкции Москвы, первый секретарь Московского городского совета Георгий Попов записал замечания Сталина, касавшиеся Дворца. Если верить Попову, на том заседании Сталин заявил: «Дворец Советов будем строить обязательно». И потом пояснил: «Как закончим многоэтажные дома, так возьмемся за строительство Дворца Советов»[384]. Теперь в Москве разворачивался масштабный проект строительства небоскребов. Когда заходила речь о Дворце, он напоминал о дне вчерашнем, ведь с тех пор представления советских лидеров о том, какой должна стать возрожденная от военной разрухи столица, сильно изменились: планы стали еще более амбициозными. После 1945 года советское руководство решило, что в Москве нужно построить не один небоскреб, а целых девять.

Глава 4 Москва плановая

Тринадцатого января 1947 года Совет Министров СССР издал постановление, где говорилось о намерении возвести в Москве восемь многоэтажных зданий[385]. Еще продолжалась демобилизация, оставались частью повседневной жизни очереди за хлебом и продуктовые карточки. Ощущались в столице и последствия неурожая предыдущего года; из пострадавших от голода глубинных областей в Москву съезжались селяне с исхудалыми, изможденными лицами[386]. На этом фоне изданное постановление о строительстве небоскребов в Москве казалось неуместным. Те немногие, кто увидел этот указ, поняли из него, что сталинскому государству не терпится вернуться к первоочередным довоенным задачам и одновременно подняться на новую ступень, больше отвечающую новообретенному статусу могучей державы. Желая достойно отметить свою победу в войне, Советское государство брало решительный курс на монументальное строительство. Попутно Москву следовало пересоздать заново, превратить в столицу мирового уровня: она должна была, как тогда выражались, стать «знаменосцем новой советской эпохи»[387].