Москва монументальная. Высотки и городская жизнь в эпоху сталинизма

В марте 1947 года новость о строительстве московских высоток достигла и американских читателей. New York Times поместила на первой полосе материал под броским заголовком: «Небоскребы получают одобрение Сталина»[395]. Автор статьи приводил слова главного архитектора Москвы Дмитрия Чечулина, который рассказал представителям международной прессы о предполагаемой высоте и местоположении будущих зданий. В статье также ошибочно сообщалось, что «во всех зданиях разместятся жилые квартиры, так как нехватка жилья – одна из самых первоочередных потребностей столицы»[396]. На деле же строительство небоскребов никогда не мыслилось как возможное решение жилищной проблемы, хотя, конечно, Москва испытывала острую нехватку жилья, а условия в существующем жилом фонде уже можно было назвать невыносимыми. Словом, и читатели «Правды», и читатели New York Times получили довольно скупые и отчасти неверные сведения о будущих московских небоскребах. В первые месяцы 1947 года советские функционеры, руководители строительных работ и архитекторы имели лишь приблизительные представления о том, какие очертания и размах примет в ближайшие месяцы и годы вверенный им проект.

Постановление о небоскребах, принятое 13 января 1947 года, не содержало почти ничего определенного относительно будущих зданий. В этом документе едва ли что-то предвещало ту огромную роль, которую им предстояло сыграть в жизни СССР. В постановлении лишь указывалось предполагаемое количество этажей, местоположение каждого здания и уточнялось, что держаться они будут на стальных каркасах, интерьеры будут комфортабельными и современными, а облицовка «выполнена из прочных и устойчивых материалов»[397]. Говорилось и о том, что строительство новых московских башен поручается шести ведомствам. Этими ведомствами, весьма различавшимися своими полномочиями и профессиональными сферами, были: Управление строительства Дворца Советов (УСДС), Министерство внутренних дел (МВД), Министерство путей сообщения (МПС), Министерство строительства предприятий тяжелой индустрии (Минтяжстрой), Министерство авиационной промышленности (Минавиапром) и Министерство строительства военных и военно-морских предприятий (Минвоенморстрой)[398]. Таким образом, январское постановление очерчивало основные параметры проекта, но для того, чтобы превратить этот документ в план, который можно было воплотить в жизнь, требовались новые указания. Прежде чем новые московские монументальные сооружения вырастут над поверхностью земли, чиновники изведут еще горы бумаги. Когда вышло постановление о строительстве многоэтажных зданий в Москве, в СССР полным ходом шла крупная идеологическая кампания, начавшаяся годом ранее, в 1946 году. Ждановщина, получившая впоследствии такое название в честь партийного деятеля Андрея Жданова, но затеянная самим Сталиным, изначально была направлена против некоторых советских писателей. Через год попытки властей добиться идейной чистоты в советской культуре, искоренив модернизм, либерализм и все «западное», быстро перекинулись с художественной литературы на другие сферы – от оперы и архитектуры до языкознания и даже биологии[399]. На этом фоне постановление о строительстве высоток выглядело странно. Ведь небоскребы были, бесспорно, западным явлением, и план построить в советской столице восемь таких зданий явно шел вразрез с проводившейся в ту пору кампанией против американизма и прочих иностранных культурных влияний[400]. Авторы постановления о небоскребах наверняка отдавали себе отчет в этом несоответствии. В тексте постановления они подсказали московским архитекторам способ устранить противоречие, скрытое в самой идее нового градостроительного проекта.