Москва монументальная. Высотки и городская жизнь в эпоху сталинизма

Кунцевский отдел здравоохранения и раньше пикировался с Комаровым. Эти же сотрудники отдела, писавшие в 1952 году Берии, уже обращались к нему годом ранее, и возможно именно благодаря тому письму к 1952 году строительство в Кунцеве пошло быстрее, появились школы, баня и прачечная. В том первом письме кунцевские медики называли Комаровского холодным и странным человеком. Они неоднократно обращались к нему лично и сетовали на недостаточное медицинское обслуживание и плохие санитарные условия в новом районе. «На наши просьбы мы получали отказ и очень странный, бездушный ответ», – сообщали они[596]. По их словам, Комаровский ответил: «Не ловите журавля в небе, поймайте синицу»[597]. Иными словами, Комаровский предлагал не требовать невозможного, а довольствоваться тем, что уже есть: временным медпунктом с четырьмя койками на район с 20-тысячным населением. Возможно, Комаровский, отвечавший за строительство небоскребов в послевоенной Москве, и сам устал от несбыточных надежд и перестал мечтать о «журавле в небе».

Комаровский сменил Прокофьева на посту начальника УСДС в октябре 1948 года. К тому времени Прокофьева, которому было немного за шестьдесят, стало подводить здоровье, а через год он умер[598]. Комаровский был моложе своего предшественника лет на двадцать и проявил себя в 1930-е годы, когда руководил строительством канала Москва – Волга. Пойдя по стопам своего отца, инженера путей сообщения, Комаровский окончил Московский институт инженеров транспорта и в 1931 году был направлен на строительство канала. Там он быстро продвигался по службе. В 1944 году, будучи членом партии и имея воинское звание, Комаровский был назначен начальником Главного управления лагерей промышленного строительства НКВД. Возглавив УСДС, генерал-майор Комаровский оставался начальником Главпромстроя МВД СССР[599]. В этом качестве он занимался в те годы и масштабным строительством, имевшим отношение к советской атомной программе[600]. Два эти проекта – небоскребы и атомная бомба – были тесно связаны: при всей внешней красоте университетского небоскреба главными достопримечательностями этого здания в глазах многих советских функционеров были его новые физические и химические лаборатории.

Позже, возвращаясь мыслями к этому периоду своей жизни, сам Комаровский с гордостью описывал, как руководил строительством главного здания МГУ. «Университетским ансамблем на Ленинских горах восхищаются и многие зарубежные гости Москвы», – писал он в 1972 году. Но не забыл Комаровский и о выраставшем вокруг Москвы теневом, призрачном городе – побочном продукте проекта небоскребов: «Рассказывая о строительстве МГУ, необходимо сказать и о переселении граждан с территории, прилегающей к МГУ и подлежащей благоустройству, а также с территории строительства в Зарядье, занятой старыми домами»[601]. Комаровский вспоминал, что это была очень сложная, трудоемкая задача: «Ведь всем переселяемым надо было предоставить новое благоустроенное жилье, которое следовало построить заново со всеми коммуникациями, дорогами и т. д.»[602]. Комаровский вспоминал, что один жилой массив был возведен к северу от Москвы, неподалеку от железнодорожной станции «Лобня», другой – в Текстильщиках, и еще один – в Черемушках. К 1972 году Комаровский как будто напрочь забыл о Кунцеве.

Больше всего Комаровскому запомнилось строительство района Черемушки. Там жилье давали в основном рабочим-строителям, а не переселенцам из Зарядья, но застройка этого района велась примерно так же хаотично и непродуманно, как в Кунцеве и Текстильщиках. Как отмечал сам Комаровский, позднее московские Черемушки прославились на весь Советский Союз как образцовый микрорайон нового типа, и на него стали равняться после того, как в 1957 году Никита Хрущев развернул по всей стране массовое строительство жилья. К концу 1950-х свои «Черемушки», названные так в честь московского района, появились во многих больших городах СССР. Возвращаясь мыслями к более раннему периоду сталинской эпохи, Комаровский писал: «С улыбкой вспоминаю сейчас, какой жесткой критике был подвергнут за то, что „вместо реконструкции центральной части Москвы строители лезут в какие-то Черемушки“». Но тут же оговаривался: «Должен, конечно, сознаться, что выбор таких районов, как Черемушки и Текстильщики, для строительства жилых районов тогда определялся не столько стремлением к созданию новых микрорайонов Москвы, сколько невозможностью строительства нового жилья в центре»[603]. Хотя при Хрущеве все изменилось, в позднесталинский период вытеснение части москвичей на окраины было не частью основного плана, а следствием его непродуманности.