Москва Норд-Ост

- Потом ситуация успокоилась, - говорит Кругликова. - Ася, уходя, еще раз шепнула: «Не волнуйтесь так, все кончится хорошо». Она была в этом уверена. Приехала в Москву, чтобы отомстить и добиться мира в Чечне, но была твердо уверена, что вернется домой.

После разговора с ней Ирина мне сказала: «Когда это все кончится, а с ней что-нибудь случится, я поеду в Чечню, возьму ее ребенка и буду его воспитывать».

Кругликова утверждает, что они с сестрой были уверены, что выйдут из театра без проблем. Ведь их освобождение было делом несложным - достаточно было властям переговорить с террористами и выслушать их аргументы. Ведь все поведение чеченцев свидетельствовало об одном - они не намерены тут гибнуть. Учительница вспоминает восемнадцатилетнего чеченца, который часто подходил к ним, приносил воду и соки, шутил и фотографировал - у него был такой простенький фотоаппарат. За спинами сестер с детьми сидели ребята, которые работали в театральном гардеробе. Он к ним подходил и весело спрашивал: «Вы меня помните?» Он был одним из тех, кто много раз приходил на спектакль, поэтому считал гардеробщиков своими старыми знакомыми. Ребята сначала перепугались, подумали, что, раз они его узнали, он с ними быстро расправится. Ничего подобного. «Не бойтесь, все будет хорошо», - говорил он вполголоса, как будто делился секретом с приятелями. И подмигивал им.

Виктория раздумывает, видела ли она среди террористов людей, готовых на смерть. Может, та женщина, что сидела в центре зала рядом с бомбой? Но и в этом она не уверенна. Действительно, это была, пожалуй, самая серьезная из террористок, почти не спала и ничего не ела, изредка пила, и не снимала чадры. Но ее устрашающий облик и решимость были только видимостью. Георгий Васильев разговаривал с ней.

- Я подумал, что на всякий случай стоит сесть рядом с бомбой и познакомиться с женщиной, которая там сидит, - рассказал Васильев в фильме «Террор в Москве». - Я надеялся, что в критической ситуации мне удастся вырвать у нее кабель или удержать руку. Мы говорили о разных вещах, о роли женщины в исламе, об искусстве. Видно было, что спектакль ей понравился, хоть ей неловко было в этом сознаваться. Она знала, что я один из авторов, и ей хотелось поделиться со мной впечатлениями. Написала мне на кусочке бумаги одну арабскую фразу, которую я должен произнести перед смертью. Благодаря этому я как мусульманин попаду в мусульманский рай. Там были такие слова: Нет Бога, кроме Аллаха.

Со ссылкой на источник в спецслужбах газеты писали, что возле бомбы в партере могла дежурить Зура, вдова Арби Бараева. Могла ли женщина, исповедующая исламский фундаментализм, так разговаривать с автором мюзикла, развлекательного представления, в котором актеры танцуют и поют? Могла ли она признаться, что спектакль ей понравился?

А Ирина Филиппова вспоминает веселую, улыбающуюся чеченку, сидевшую в партере недалеко от сцены.

- Такая крупная женщина, все у нее было большое, даже нос, и она была значительно старше остальных, - припоминает Филиппова. - У нее был такой глубокий голос, я прекрасно помню, как она с огромной уверенностью повторяла: «Все будет хорошо».

Когда мужчины перекрикивались и передавали друг другу новости по-чеченски, именно она конспиративным шепотом объясняла заложникам, что происходит: «Ждем представителя президента» или «Будут предприняты радикальные шаги». И это именно она, когда ее спросили, как они добрались в Москву, ответила серьезно, хоть, скорее всего, это была шутка: «Мы шли по лесам двадцать один день». Это она упоминала, что они были на многих мюзиклах в разных театрах.

- Она говорила: «Сколько мы этих мюзиклов обошли, и на «Чикаго» были, и здесь были несколько раз, и потом решили, что придем сюда», - вспоминает Филиппова. - И правда, она не выдумывала. Знала всех актеров, спрашивала, куда делась Катя Татаринова, конечно же актриса, которая ее играла. Она приставала с этим вопросом к Андрею Богданову, игравшему главную роль, но он ей ничего не сказал, пожал только плечами.

Филиппова вспоминает, что женщины были разные. Была одна девушка, которая, казалось, летала как на крыльях. Она была одухотворенной, утонченной и доброй, всем помогала. Были женщины, напоминавшие монашек. Всегда помнили, когда кто-то просил воды или разрешения пойти в туалет. Говорили: «Сейчас нельзя, позже». Потом подходили сами и говорили: «Идите». Но были там и другие. Одна из них, как рассказывает Филиппова, ходила в грубом, связанном на спицах свитере, похожем на мужской, слишком большом на нее. Поверх свитера чеченка затянула широкий кожаный ремень с взрывным устройством. Сидела со злым, напряженным лицом, мыслями где-то далеко, отрешившись от происходящего в зале.