Москва патриаршая

Патриарх, облачась на середине храма, начинал службу, архидиакон говорил великую ектению. Патриарх входил в алтарь, кадил престол, крест и малое Евангелие. Крест он отдавал на блюдо анагносту, Евангелие брал сам, и начинался крестный ход из западных дверей храма. Впереди несли хоругви и иконы, за ними следовали священники и настоятели монастырей, «которым несть числа». Колокола гремели так, что дрожала, казалось, земля. Перед духовенством везли «древо», вокруг которого на повозке стояли самые маленькие анагносты, певшие стихиры праздника. За древом шла особо обученная лошадь, украшенная дорогими покрывалами, вместо седла на ней было нечто вроде кресла. В него садился патриарх, ноги опустив на одну сторону и прислонясь к его спинке. В правой руке он держал крест, в левой - Евангелие. Лошадь вел под уздцы обычно сам царь, за это он потом получал от патриарха денежную плату, как вознаграждение от Церкви за непосредственное участие в праздничном действе. Но в этот раз, в 1655 году, царь был в походе, и лошадь патриарха вел «царский наместник». Патриарх осенял крестом народ на обе стороны. С двух сторон мостков на всем протяжении пути стояли стрельцы. А стрелецкие дети (100 человек), мальчики 10-15 лет, руководимые сотником, снимая с себя бархатные дорогие кафтаны, которые им были выданы из царской казны для этого дня, постилали их под ноги патриаршей лошади. Когда лошадь проходила по ним, дети быстро подхватывали их и, забегая вперед, вновь постилали по всему пути шествия. Эти разноцветные кафтанчики потом отдавались им в награду за труды. Для детей участие в шествии в Вербное воскресенье было событием, памятным на всю жизнь, так как каждый год, по строгой очередности, на этот праздник отбирались сыновья других московских стрельцов.

Патриарх Никон предлагал патриарху Макарию ехать на лошади, но тот отказался, потому что хотел видеть происходящее со стороны. Под немолчный звон колоколов крестный ход из Спасских ворот приблизился к Покровскому собору (собору Василия Блаженного), по словам архидиакона Павла, «единственному в мире зданию по красоте постройки и архитектуре и разноцветной окраске его куполов»490.

Здесь патриарх Никон сходил с лошади, входил в храм - в придел Входа Господня в Иерусалим, там читал Евангелие, осеняя крестом на все четыре стороны, прикладывался вместе с патриархом Макарием к иконе Входа Господня в Иерусалим, делая отпуст молебна, и, выйдя, вновь садился на лошадь. Повозка с «древом» и все шествие двигалось обратно в Кремль, к Успенскому собору. Там совершались затем часы и литургия. После поучения и отпуста патриарх Никон приказал отсечь две большие ветви от «древа» со всем, что висело на них, и послать их царской семье. Потом весь народ стремился получить веточку от этого «древа», которая хранилась в домах как святыня, по вере людей принося исцеления от многих болезней.

В великую среду, после чтения часов, патриарх Никон просил у всех прощения, что делали и все остальные, и вечером служилось великое повечерие.

Рано утром в великий четверток торжественно собирались в церковь во множестве духовенство и народ. Патриархи облачались на середине храма. Там уже стоял столик из разноцветного франкского мрамора, на нем слева были драгоценные сосуды с елеем, вином и пшеницей, в которую были поставлены семь свечей и семь стручцов с ватой. По углам стола стояли подсвечники со свечами, в правой его половине лежало Евангелие. Патриарх Никон спросил патриарха Макария, все ли правильно соблюдено. Патриарх Макарий исправил только одно: из сосуда с вином налил вина в елей. Патриарх Никон принял эту поправку «и остался доволен».

Затем начали последование таинства елеосвящения. Чин был таким же, как и в наше время, с той особенностью, что по прочитании молитвы после каждого Евангелия елей крестообразно освящался стручцом, после чего стручец зажигался и вставлялся вновь в пшеницу, а очередная свеча гасилась. В конце чина патриархи Никон и Макарий склонили главы вместе, и развернутое Евангелие над ними держали архиереи, читая положенную молитву. Затем патриархи помазали друг друга. Потом елей разлили в три сосуда, и из них помазывали служивших и весь народ. В молитвах на освящение елея поминался царь, его дом и все православные христиане491.

После этого сразу начался чин омовения престола. Вошли в алтарь, сняли с престола облачения, при этом патриарх Макарий указал снять и срачицу, престол омыли губкой и вновь облачили. Затем вышли из алтаря и начали часы. Литургия закончилась, как всегда, рукоположением священника и диакона.