– Чего ты с ним болтаешь – это же контра! Ему лишь бы наш хлебушек лопать! – И вниз: – Чего, старик, уставился?! А ну проходи, буржуй недорезанный!
Отец Иоанн сокрушенно покачал головой и зашагал дальше. Среднего роста, сутулый, в вылинявшей нанковой рясе, он устало брел к Кремлю, сжимая в большой крестьянской ладони дорожный посох. По разбитым окнам и выломанным дверям магазинов было ясно, что они разграблены. Некоторые улицы перегораживали окопы и частью уже разобранные баррикады. Обгорелые дома, оборванные провода, очереди хмурых обывателей с затравленными взглядами у хлебных ларьков.
Мимо прокатил грузовик, ощерившийся винтовками. Из кузова заметили священника, весело закричали, хмельные от быстрой езды и свободы:
– Эй, рясник, держи руки вверх!
– Поп, молися за рабочую власть!
– Васька, возьми его на мушку!
Малый государственный герб Российской империи. Начало ХХ в.
«И дам им отроков в начальники, и дети будут господствовать над ними. И в народе один будет угнетаем другим, и каждый ближним своим; юноша будет нагло превозноситься над старцем, а простолюдин над вельможею».
Современный герб Москвы
Где же он, быстрый на исполнение приказа и верный присяге солдат? Куда делись смирение и любовь, к которым каждодневно призывают с амвонов всех российских церквей?
Да разве можно вот так, в один день, отторгнуть от себя то, что сияло тысячу лет?
Неужели можно уверовать, что все, что было до нас, – мрак и нечистота?
Неужели в одночасье можно возненавидеть часть своего народа? Сменить веру в Бога на веру в свою ненависть к самодержцу?.. Или ненависть жила в нас всегда, только мы по слепоте своей не замечали ее?
Отца Иоанна нестерпимо потянуло в церковь. Он зашел во встретившийся по пути храм и долго, истово молился.
Бурые кремлевские стены, казалось, кровоточили от обилия свежих выбоин, оставленных снарядами и пулями. Возле закрытых железных ворот Троицкой башни стояли часовые.
Стены Московского Кремля, поврежденные во время революции 1917 года
– Сынки, как же мне пройти? – удивился отец Иоанн, никогда прежде не видавший Кремля на запоре.
– А у тебя, батя, пропуск есть? – Мне бы в Успенский, Владимирской Божьей Матери помолиться.
– Если ни пропуска, ни пакета – не пропустим, батя.
– Отчего же в святыню не пустите?
– С политикой у тебя, батя, худо. Теперь святыня – наша солдатская власть. На нее и молись.
– Или к господам захотел? – ощерился самый молодой. – Мы, когда твою святыню брали, немало их пулями накормили.
– Не шуткуй, – одернули его. – А ты, батя, иди кругом вдоль стены. Может, где и пропустят.
– Серчает, что его Кремль мы взяли, – услышал отец Иоанн смешки вдогонку.
«Пойдите вокруг Сиона и обойдите его; пересчитайте башни его. Обратите сердце ваше к укреплениям его, чтобы пересказать грядущему роду».
Беклемишевская башня стояла обезглавленная, и другие зияли свежими ранами.
На Красной площади – грязь, запахи, как на конюшне, множество солдат и матросов с ружьями.
Тут же толчется разношерстный московский люд, митингуя или слушая, что говорят другие.
– Вы взяли власть, – требует дама в шляпке, – вы теперь нас и защищайте!
– Нет у нас войск ваши квартиры охранять, – иронически улыбается в ответ командир в кожаной тужурке.
– А раз нет, зачем тогда власть брали?..
– Граждане, я вас прежде обманывал! Теперь заверяю вас: никакого Бога нет! – митингует, забравшись на грузовик, дьякон с красной тряпицей на шее. – Я никогда не верил в литургию! Но надо же было как-то кормиться…
– Если ты нас прежде обманывал, – хитро улыбается мужичонка, – кто ж тебе нынче поверит?
– Ну, и долго мы продержимся? – ведут мирную беседу у костра в центре Красной площади вооруженные рабочие.
– Ленин говорит: навсегда утвердились.
– Чего ты Лениным тычешь? Сам-то что думаешь?
– А зачем мне умничать.
– А я думаю, ничего у нас не выйдет.
– Это отчего же?
– Ну, рассуди: какой из меня или из тебя правитель? Нас и слушать-то никто не станет. Царь почему всех держал в узде? Ему, вишь ты, министры подсказывали. Недаром же они над учеными книгами штаны протерли. А мы, вишь ты, всех министров поганой метлой.
– А мне товарищ Ленин подскажет.
– Нет, товарища Ленина на всех не хватит.
Прожившийся купчик
– Эх, до чего нынче кутерьма дошла, – жалится один купчишка другому, – ничего не пойму.
– Понять труднехонько, – соглашается собеседник, – все вверх дном поставили. Зато, если угадать, в какую сторону повернется, миллионщиком можно стать. Нынче самое время для наживы.
– Это коли угадаешь. А если промашка? Всего капиталу лишишься. – И живота можно, не токмо капиталу.
– То-то и оно. Лучше выждать.
– Жди пожди, а другие обскачут. Золотишко-то скупают вовсю. И хлебушек дорожает.
– Зря надеются запугать нас царские рясники! – митингует солдатик, по виду из студентов. – Советская власть ни в Бога, ни в черта, ни в загробную жизнь не верит!..
– Мил человек, ты не зарекайся, – вступает в спор с оратором пожилой мастеровой. – Я вот смолоду тоже ни во что, кроме денег, не верил. А жизнь пообломала, теперь чуть светает, в церковь бегу.