Москва – Петушки. С комментариями Эдуарда Власова

Вариант этого клише встречается у Зощенко: «Существо <…> спустилось <…> поблизости какого-нибудь мирового города, где, так сказать, блеск, треск и иммер элеган» («Голубая книга», отд. «Деньги», п. 5).

Кроме этого, благо контекст парижский, кругом – бардаки, а само эссе – о любви, вспоминается название известного романа «Блеск и нищета куртизанок» Бальзака, писавшего в свое время для «Ревю де Пари» (30.34). Название романа Бальзака часто обыгрывалось литераторами и публицистами; ср., например, название статьи: «Блеск и нищета фашизма» (Новый мир. 1965. № 5).

30.36Эссе по вопросам любви. А вы сами знаете, как тяжело во Франции писать о любви. Потому что все, что касается любви, во Франции уже давно написано. Там о любви знают все… —

Франция традиционно считается «страной любви № 1». При этом данный имидж сформирован не без участия французских классиков. Вот, к примеру, внутренний монолог одного из героев Мопассана (с упоминаниями имен, релевантных для «Москвы – Петушков»): «Страна, где появляются Жанны д’Арк и Наполеоны, может почитаться страной чудес. Затем мы любим женщин; и мы умеем любить их пылко и беспечно, игриво и почтительно. Наше поклонение женщине не имеет себе равных ни в одной другой стране» («На воде»).

Широко известно и эссе Стендаля «О любви» (1820), содержащее подробное изложение точки зрения автора на все возможные ситуации и темы, связанные с любовью, включая близость, ревность, стыдливость, женскую гордость и т. п.; в эссе Стендаля практически нет незатронутых тем, касающихся любви, и его можно определить как энциклопедию любви.

До Венички про французов удивительно похоже писал Зощенко:

«Так у одного поэта сказано:
Любовь украшает жизнь.
Любовь – очарование природы…
Существует внутреннее убеждение,
Что все, сменяющее любовь, ничтожно.

…Нельзя забывать, что эти строчки сказал француз. То есть человек от природы крайне чувственный и, простите, вероятно, бабник, который от чрезмерно волновавших его чувств действительно может брякнуть бог знает что из этой области. Они, французы, там у себя, в Париже, сколько нам говорили, выйдут вечерком на бульвар и, кроме разных красоточек, которых они величают „курочками“, спервоначалу решительно ничего другого не видят. Вот какие они любители женской красоты и грации!..» («Голубая книга», отд. «Любовь», п. 4).

30.37 C. 73. Покажи нашему человеку со средним образованием, покажи ему твердый шанкр и спроси: «Какой это шанкр, твердый или мягкий?» – он обязательно брякнет: «Мягкий, конечно». А покажи ему мягкий – так он и совсем растеряется. —

Твердый шанкр – эрозийное образование (язва) на коже человека в месте проникновения возбудителя сифилиса; первичное проявление заболевания сифилисом. Мягкий шанкр – самостоятельное, отличное от сифилиса венерическое заболевание, сопровождающееся появлением на коже (в районах инфицированных лимфатических узлов) язв.

Логика Венички напоминает логику Христа в Нагорной проповеди: «Итак, если свет, который в тебе, тьма, то какова же тьма?» (Мф. 6: 23). Кстати, в Библии о язвах говорится со знанием дела – подробно и доходчиво, в частности, там имеется закон о проказе, который Господь передает Моисею и Аарону:

«Когда у кого появится на коже тела его опухоль, или лишаи, или пятно, и на коже тела его сделается как бы язва проказы, то должно привести его к Аарону священнику <…> Священник осмотрит язву на коже тела, и если волосы на язве изменились в белые, и язва оказывается углубленною в кожу тела его, то это язва проказы <…> В седьмый день опять священник осмотрит его, и если язва менее приметна и не распространилась язва по коже, то священник должен объявить его чистым; это лишаи <…> Если же лишаи станут распространяться по коже, после того как он являлся к священнику для очищения, то он вторично должен явиться к священнику. Священник, увидев, что лишаи распространяются по коже, объявит его нечистым: это проказа» (Лев. 13: 2, 3, 6–8).

Таким образом, у Венички проказа соответствует твердому шанкру, лишаи – мягкому, а французы – священникам, священнодействующим в храме любви.

30.38Я выкурил на антресолях еще тринадцать трубок… —