Москва подземная

Может, выпил в этот день Петр Алексеевич, может, по другой причине, только ошибка вышла: на лбу преступника оказалось выжжено «ВОН» вместо «ВОР».

Пока разбойник стонал от боли, государь размышлял вслух:

– Исправлять букву или пусть останется?..

Хоть и мучился Воля, а смекнул, что из ошибки выгоду извлечь можно. Даже боль от такой мысли приглушилась.

– Царь-государь!.. – прохрипел он. – А в просвещенной Гишпании да любой твоему сердцу Голландии есть давний обычай: ежели во время наказания там подобная ошибка выйдет – несчастного отпускают на волю!

Выпучил от изумления глаза Петр Алексеевич:

– Где ты, простой разбойник, выучился так складно говорить? Откуда узнал про гишпанские и голландские обычаи?

– Да мы тоже, царь-государь, не лыком шиты, познаем малость Божий мир. По свету гуляем да все примечаем!.. – бойко ответил разбойник.

Засмеялся государь:

– Знаю: врешь, каналья. Не клеймят злодеев ни в Гишпании, ни в Голландии. Но за то, что ловко сбрехал, – будь по-твоему. Коль на лбу теперь написано «ВОН», значит, вон отсюда! Гуляй, пока в другой раз не попадешься. Теперь тебя сразу опознать можно. Небось, отныне во всем государстве нашем одно такое клеймо.

Взвился от радости Воля, как лишился кандалов. Однако не побежал прочь, сдержался, глянул в бочку с водой на свое отражение и снова обратился к Петру Алексеевичу:

– Царь-батюшка! Раз помиловал – уважь меня, грешного! Исправь знак на лбу. Было «ВОН», а пусть станет «ВОЛЯ». Отпускаешь ведь на все четыре стороны. Волей дышать буду и хочу ее на лбу носить.

– Ишь ты!.. – опять удивился Петр Алексеевич. – Простой разбойник, а грамотный! Будь по-твоему, ежели снова помучиться захотел.

– Выдюжим, царь-государь! И не такое на Руси терпят!.. – бодро ответил Воля и подставил лоб.

И снова свобода

Вернулся он к своим товарищам. Опять взялся за старое, стал «шалить» с кистенем и сабелькой на большой дороге.

Однако вскоре смекнул Воля: нет смысла ночь тревожить свистом, да темень пугать кистенем и сабелькой. Ведь теперь он самим государем меченый!..

Вскоре узнали о том во всех московских кабаках и притонах. Пошла молва от заставы к заставе.

Приходили поглядеть цареву метку и разбойники, и служилые люди. Угощали они государева «крестника», а тот похвалялся:

– Теперь никто не смеет трогать меня! Самим царем обозначена мне вечная воля!.. А кто попробует в острог потащить да заковать в железо – перед самим государем-батюшкой будет держать ответ…

Так жил и куролесил клейменный Петром Алексеевичем разбойник до самого воцарения Анны Иоанновны. Пошли другие порядки, и стала полиция да власть по-иному смотреть на государем меченного. Почуял Воля перемены, перестал шататься по кабакам и осел в своей тайной избе. Там и суд воровской вершил, и разборы ладил, и справедливость восстанавливал среди братвы..

К нему-то и обратились обиженные Ванькой Каином воры и разбойники.

– Пора паскуде ответ держать перед обществом!..

«Неминуемое проклятие»

Одряхлел к тому времени «государем меченный». Еле руками шевелил да ногами передвигал. Плечи ссутулились, а голова то и дело вниз и вкось клонится. Вроде одно и осталось от некогда шального разбойника – выжженное на лбу «ВОЛЯ».

Но, кому надо, знали: не в ногах, не в руках его сила. А владел старик воровским «неминуемым проклятием». Говорят, известно оно было и Кудеяру, и Степану Разину. Хотел выведать то проклятие Каин. Выспрашивал у старых воров, сулил им немалые деньги. Но деды не открыли тайну, а только посоветовали:

– Наше «неминуемое проклятие» должен знать лишь один из всех братов. И передается оно по наследству. А тот, кто неправдой его выведает и самолично, без решения нашего общества, в ход пустит, от тех слов чародейских сам и сгинет. Так было на Руси, так есть, так и будет!..

Каин к совету не прислушался и продолжал интересоваться тайной воровского проклятия. Может, верил, что оно спасет от врагов, от начальства, от гнева преступного мира.

Однажды, когда Ванька обходил со своими подручными Охотный ряд и собирал мзду с торговцев, кто-то окликнул его. Обернулся – дряхлый дед манит пальцем.

– Тебе чего, рвань безпашпортная?! – разозлился Каин, что его от дела отвлекают почем зря. – Христорадничаешь в неположенном месте? Гляди, попадешь у меня «в ерень, в железо»!..

Старик в ответ лишь затрясся от беззвучного смеха так, что шапка сползла на глаза. Еще больше разозлился Каин, раскрыл рот во гневе, а слова будто застряли в глотке.

Сбросил дед наземь шапку, убрал чуб со лба и пронзил лютым, завораживающим взглядом сыщика-разбойника.

Сразу понял Каин, кто перед ним.

– Ты, Ванек, еренью и железом меня не стращай, – тихо заговорил старик. – По ереням и кичам я свое отходил, откидал там кровь мешками. А пришел нынче сюда не христорадничать, а поглядеть, как ты жизнь свою ладишь, как заповеди наши соблюдаешь да наше общество почитаешь.

Глянул растерянно Каин по сторонам, а подручных его – будто ветром сдуло. И залопотал он какую-то белиберду: